На небесах
Загадочный и непознанный мир Небесного Царства…
Мы вспоминаем о нём, когда кто-то из близких уходит в последний путь. Грустно. Да, невероятно грустно — и это большое горе. Но что там, за облаками? Что происходит, что нас ждёт? Не знает никто. Потому что никто не возвращается.
Но небесный мир и земная жизнь — постоянно и неразрывно связаны.
Мы живём в круговороте рутинных забот, и лишь в самые трудные минуты — а ещё реже, когда нам хорошо — вспоминаем о существовании этого параллельного мира.
Иногда мы не замечаем, как ругаем небеса, когда что-то идёт не так, как нам хотелось. А потом молим о помощи или прощении.
Небеса — не бездушный механизм. Это воля и любовь Божия. Это ангелы, которые всегда рядом. Они не мстят и не карают, но наблюдают, охраняют, направляют. Они подают нам знаки, открывают путь. А выбор — за нами.
Сила идти этим путём всегда от Него.
Человеческая душа — великая тайна. Она бессмертна. Она может быть счастлива и несчастна, способна вознестись к свету или погрузиться во тьму. Она ищет, страдает, просит и ждёт. Но она всегда любима.
Она не одинока. Она свободна, но не забыта.
Давайте представим себе, как Небеса помогают нам и нашим душам.
Как наша вера открывает дверь для этой помощи. Как небесные силы окружают нас, направляют и молятся за нас.
И как отголоски этой любви слышны в наших поступках, мыслях и надеждах.
Мы вспоминаем о нём, когда кто-то из близких уходит в последний путь. Грустно. Да, невероятно грустно — и это большое горе. Но что там, за облаками? Что происходит, что нас ждёт? Не знает никто. Потому что никто не возвращается.
Но небесный мир и земная жизнь — постоянно и неразрывно связаны.
Мы живём в круговороте рутинных забот, и лишь в самые трудные минуты — а ещё реже, когда нам хорошо — вспоминаем о существовании этого параллельного мира.
Иногда мы не замечаем, как ругаем небеса, когда что-то идёт не так, как нам хотелось. А потом молим о помощи или прощении.
Небеса — не бездушный механизм. Это воля и любовь Божия. Это ангелы, которые всегда рядом. Они не мстят и не карают, но наблюдают, охраняют, направляют. Они подают нам знаки, открывают путь. А выбор — за нами.
Сила идти этим путём всегда от Него.
Человеческая душа — великая тайна. Она бессмертна. Она может быть счастлива и несчастна, способна вознестись к свету или погрузиться во тьму. Она ищет, страдает, просит и ждёт. Но она всегда любима.
Она не одинока. Она свободна, но не забыта.
Давайте представим себе, как Небеса помогают нам и нашим душам.
Как наша вера открывает дверь для этой помощи. Как небесные силы окружают нас, направляют и молятся за нас.
И как отголоски этой любви слышны в наших поступках, мыслях и надеждах.
Хроники Тависа.
Часть вторая.
Привет, малыш!
Когда ты сделаешь правильный выбор —
моё молчание будет тому подтверждением.
(Современный Мир Ангелов.
Хроники Астрены)
Привет, малыш.
Я впервые вижу тебя. Меня не просили быть рядом.
Но я здесь.
Тебя ждали. Ты появился — сквозь боль и крики — на свет.
И в твоё первое утро пошёл первый снег.
Это я шепнула небу — пусть будет немного волшебства.
Ты первый в семье. И тебе суждено пройти путь —
свой и чужой,
ошибки, страхи, открытия.
Я рядом. Только смотрю.
Ты — под полной опекой родителей.
Они молоды, горячие, немного растерянные.
Но каждый день стараются.
Чтобы ты меньше болел. Хорошо ел. Спал крепко.
Я просила — чтобы болезни проходили. И не оставляли следов.
Иногда у них не получается — и ты плачешь.
Но не бойся. Мы все учимся.
Скоро тебя отведут в ясли,
а они побегут в суету за деньгами, за стабильностью.
Твоя жизнь — как размазанный кадр старого фильма.
Фокус собьётся,
но картинка обретёт ясность.
Осознание придёт. Само. Всё вовремя.
А я подскажу — в нужный момент.
Тебя не крестят.
Так заведено в вашем мире.
Но ведь вера не живёт в обряде.
Она живёт в сердце.
Я пообещала себе:
я буду рядом с тобой,
даже некрещёным.
Ты растёшь — с фантазией, памятью, упрямством.
Родители порой устают,
но любят.
Я прошу сил — для них.
Ты непростой ребёнок. Ты особенный.
Твои друзья — те, кто вошёл однажды — останутся навсегда.
А те, кто принесёт искушение —
тоже нужны.
Через них ты учишься выбирать.
Ты пишешь.
Ты творишь.
Ты фантазируешь — так, что даже взрослые удивляются.
Ты придумал образ летящего по облакам паровоза —
учитель не поверил, что это ты.
Но я знаю.
Это — ты.
Ты выходишь на сцену — и весь зал замирает.
Ты не играешь — ты живёшь в роли.
А я в это время стою за кулисами.
Как всегда — немного в стороне.
Время идёт.
Щёки краснеют при виде девочек.
Ты стесняешься. Сравниваешь себя.
Думаешь: «я не тот».
Но ты — именно тот.
Твоя любовь найдёт тебя.
Единственная. Одна.
Я прослежу.
Ты надеваешь форму.
Становишься в строй.
Гордишься.
Гордишься так, что, кажется, у тебя вырастают крылья.
Знаешь… Это мои крылья.
Я встречаю тебя в небе.
Провожаю на землю.
Каждый раз.
Но не всё будет гладко.
Первый провал. Первый стыд.
Разбитые надежды.
Ты потеряешь ориентир.
Но жизнь — не о прямых линиях.
Я рядом. Родители — рядом.
Молитва — всегда рядом.
Ты снова поднимешь голову.
Работа. Неожиданная.
Новая роль. Новый ты.
Ты будешь первым, кто идёт, когда другие ещё думают.
И вот — свет.
Улыбка. Нерешительный взгляд.
Слова. Прикосновение.
Любовь.
Ты не идёшь — ты летишь.
Ты тонешь — и всплываешь,
улыбаясь до боли в щеках.
А я просто иду рядом.
Ты не знаешь, кто я.
Ты не думаешь обо мне.
Но я — здесь.
И я знаю: ты грешил. И любил.
Ты колебался, как пламя.
Но каждый раз возвращался к свету.
Ты даёшь жизнь.
Становишься отцом.
Называешь сына в честь друга.
Ты укачиваешь, поишь молоком,
пытаешься не уснуть,
пытаешься не ошибаться.
И всё равно ошибаешься.
Это нормально.
Ты идёшь по родительскому пути.
И ты идёшь в храм.
Ты смотришь вверх.
На купола. На небо.
На лица.
И вдруг что-то внутри тебя говорит:
“Мне туда.”
Ты принимаешь крещение.
И тогда — ты сам протягиваешь руку.
Я беру её.
Нежно. Без слов.
Ты стоишь в храме.
Прижимаешь крестик к груди.
И читаешь первую молитву.
Ты сделал выбор.
Я не скажу ни слова.
Мне нечего сказать.
Это правильный выбор, Тавис.
моё молчание будет тому подтверждением.
(Современный Мир Ангелов.
Хроники Астрены)
Привет, малыш.
Я впервые вижу тебя. Меня не просили быть рядом.
Но я здесь.
Тебя ждали. Ты появился — сквозь боль и крики — на свет.
И в твоё первое утро пошёл первый снег.
Это я шепнула небу — пусть будет немного волшебства.
Ты первый в семье. И тебе суждено пройти путь —
свой и чужой,
ошибки, страхи, открытия.
Я рядом. Только смотрю.
Ты — под полной опекой родителей.
Они молоды, горячие, немного растерянные.
Но каждый день стараются.
Чтобы ты меньше болел. Хорошо ел. Спал крепко.
Я просила — чтобы болезни проходили. И не оставляли следов.
Иногда у них не получается — и ты плачешь.
Но не бойся. Мы все учимся.
Скоро тебя отведут в ясли,
а они побегут в суету за деньгами, за стабильностью.
Твоя жизнь — как размазанный кадр старого фильма.
Фокус собьётся,
но картинка обретёт ясность.
Осознание придёт. Само. Всё вовремя.
А я подскажу — в нужный момент.
Тебя не крестят.
Так заведено в вашем мире.
Но ведь вера не живёт в обряде.
Она живёт в сердце.
Я пообещала себе:
я буду рядом с тобой,
даже некрещёным.
Ты растёшь — с фантазией, памятью, упрямством.
Родители порой устают,
но любят.
Я прошу сил — для них.
Ты непростой ребёнок. Ты особенный.
Твои друзья — те, кто вошёл однажды — останутся навсегда.
А те, кто принесёт искушение —
тоже нужны.
Через них ты учишься выбирать.
Ты пишешь.
Ты творишь.
Ты фантазируешь — так, что даже взрослые удивляются.
Ты придумал образ летящего по облакам паровоза —
учитель не поверил, что это ты.
Но я знаю.
Это — ты.
Ты выходишь на сцену — и весь зал замирает.
Ты не играешь — ты живёшь в роли.
А я в это время стою за кулисами.
Как всегда — немного в стороне.
Время идёт.
Щёки краснеют при виде девочек.
Ты стесняешься. Сравниваешь себя.
Думаешь: «я не тот».
Но ты — именно тот.
Твоя любовь найдёт тебя.
Единственная. Одна.
Я прослежу.
Ты надеваешь форму.
Становишься в строй.
Гордишься.
Гордишься так, что, кажется, у тебя вырастают крылья.
Знаешь… Это мои крылья.
Я встречаю тебя в небе.
Провожаю на землю.
Каждый раз.
Но не всё будет гладко.
Первый провал. Первый стыд.
Разбитые надежды.
Ты потеряешь ориентир.
Но жизнь — не о прямых линиях.
Я рядом. Родители — рядом.
Молитва — всегда рядом.
Ты снова поднимешь голову.
Работа. Неожиданная.
Новая роль. Новый ты.
Ты будешь первым, кто идёт, когда другие ещё думают.
И вот — свет.
Улыбка. Нерешительный взгляд.
Слова. Прикосновение.
Любовь.
Ты не идёшь — ты летишь.
Ты тонешь — и всплываешь,
улыбаясь до боли в щеках.
А я просто иду рядом.
Ты не знаешь, кто я.
Ты не думаешь обо мне.
Но я — здесь.
И я знаю: ты грешил. И любил.
Ты колебался, как пламя.
Но каждый раз возвращался к свету.
Ты даёшь жизнь.
Становишься отцом.
Называешь сына в честь друга.
Ты укачиваешь, поишь молоком,
пытаешься не уснуть,
пытаешься не ошибаться.
И всё равно ошибаешься.
Это нормально.
Ты идёшь по родительскому пути.
И ты идёшь в храм.
Ты смотришь вверх.
На купола. На небо.
На лица.
И вдруг что-то внутри тебя говорит:
“Мне туда.”
Ты принимаешь крещение.
И тогда — ты сам протягиваешь руку.
Я беру её.
Нежно. Без слов.
Ты стоишь в храме.
Прижимаешь крестик к груди.
И читаешь первую молитву.
Ты сделал выбор.
Я не скажу ни слова.
Мне нечего сказать.
Это правильный выбор, Тавис.
Хроники Тависа
Часть третья
Блеск/The Glamour/Сияние
Блеск / The Glamour / Сияние
Огни витрин слепят глаза, будоражат сознание, манят заветными желаниями. Ты идёшь по шумной улице, а взгляд скользит мимо — восхищённый, но равнодушный к этому бесполезному лоску. Как в самолёте: листаешь глянцевый журнал про яхты и морские путешествия — красиво, роскошно, но тебе всё это сейчас ни к чему. Или бродишь по рынку автомобильных аксессуаров, а в гараже уже стоит «полностью упакованный» суперкар — столько «полезных блестящих вещей», а купить нечего.
Тренинги в сетях:
по личностному росту,
«улучшению улучшений»,
чистке твоей кармы
и, конечно, полировке ауры.
А вот другой мир витрин — цифровых. Здесь даже фейки и постановочные фото и видео выглядят как настоящая жизнь. Они тоже зовут — сверкающими зубами, лоснящейся кожей, беззаботной богатой жизнью.
Сначала смотришь, как под гипнозом. Но вскоре среди этого искрящегося изобилия начинаешь цепляться хоть за что-то, что кажется полезным. Раз уж пришёл — значит, пора пополнить себя сиянием рукотворного счастья.
Рука тянется к ручке двери…
Или нет, не так.
Вот:
услужливый швейцар в фуражке, ливрее и белоснежных перчатках уже отворил тяжёлую дверь, театрально поклонился, приглашая рукой вглубь сияющего золотом холла.
— Прошу, заходите!
— Да?
— Конечно, вас давно ожидают.
Глаза жмурятся от ослепительного света. Огромный овальный зал открывается во всей своей вычурной роскоши: красная дорожка тянется в дальний конец, а вдоль стен — ровный строй столиков. За ними сидят профессиональные консультанты с безупречными улыбками. Кое-где клиенты оживлённо болтают, явно обсуждая свои покупки.
Навстречу выходит элегантный молодой человек с распростёртыми объятиями.
— Здравствуйте! Здравствуйте! — восклицает он, называя тебя по имени.
Он складывает руки перед собой «в замок» и учтиво кланяется.
Ты виновато начинаешь отвечать:
— Здравствуйте! Ой, я не предста…
— Это меня так зовут! И вас так?! Вот это совпадение! Ха-ха-ха! Приятно познакомиться!
Он протягивает руку и почтительно трясёт твою, будто встречает давнего знакомого. Весьма необычный тип. За соседним столом девушка, клиентка, с интересом смотрит на тебя, но её консультант тут же мягко возвращает её внимание.
— Пойдёмте скорее. Что-то желаете? Кофе, чай, воды… или, — он лукаво прищурился, — шампанского?
— Воды. Спасибо.
— Вот удобное кресло, — он указывает рукой и пулей усаживается напротив. Пальцы стремительно пробегают по клавиатуре. И вот многозначительное Enter — звучит почти как выстрел.
Он снова складывает руки в замок и чуть наклоняется вперёд:
— Ну-с?..
— А?..
Он утвердительно указывает на тебя пальцем, ехидно прищуривается:
— Ви-жу! Вы уже знаете, чего хотите! Здесь только уверенные в себе люди, готовые принимать самые ответственные решения.
— Д… да, я могу…
— Прекрасно, прекрасно! Итак?!!
— Простите, а что вы предлагаете? Чем занимается ваша… мм…
— Контора? Ах-ха-ха-ха-ха!
Он откидывается в кресле, поворачивается боком, закидывает ногу на ногу. Ритмично стучит пальцами по столу. Поднимает бровь. Секунда, вторая.
— Реализуем ваши желания, — выдыхает он через надутые губы. — Пффф. Вот.
Его взгляд замирает на твоём лице: равнодушный и сосредоточенный.
Мгновение. И снова улыбка, заинтересованный наклон. И почти шёпотом:
— Говорите!
Собираешься начать и вдруг понимаешь, что в голове мелькают только зубы, яхты, отели, шикарные часы, смокинги, вечеринки под яркими софитами, перелёты бизнес-классом и терраса собственного дома с видом на море…
— Что вы себе позволяете!
Девушка, удивлённая клиентка, вышла из дальней двери холла. Она вся раскраснелась от негодования и кричала в лицо своему консультанту:
— Вас… Вас мне рекомендовали как самых лучших исполнителей!!! И что… что вы мне предлагаете?!!! А!?
— То, что вы хотели, — спокойно отвечал консультант.
— Звонок по телефону?!!
— Да. Самому близкому человеку.
— Ааааа!
Она гневно всплеснула руками и решительно вышла вон.
Ты смотришь ей вслед, слышишь, как гулко ступают её каблуки по красному ковру. И пытаешься вспомнить, на чём она перебила мысль. Яхты, терраса, море…
…Море! И восходящее солнце, которое неумолимо прожигает горизонт. Солнце, горизонт, море! А что там? Там другой мир, со своей суетой, заботами, радостями и печалями. И тут ты понимаешь, что это и есть настоящее: смотреть на солнце, на море, стоя на краю света, представляя далёкое-далеко. Да и не важно, с какими часами, в смокинге или джинсах, на террасе особняка или на каменистом пляже. Главное — этот момент, ощущение начала дня, конца и бесконечности одновременно. Ты сидишь, смотришь на всё это, подставив лицо ветру и свету, улыбаясь, закрыв глаза. Ты облокотился на шлем, нажимаешь кнопку на бумбоксе и… “Don’t worry, be happy”. Старая песенка наполняет пространство смыслом видеть хорошее во всём, что происходит. Небрежный скрипучий голос подчёркивает пустячность всех проблем и лёгкость быть счастливым. Лёгкое касание плеча — ты оглядываешься, а рядом все твои близкие. Смотрят на тебя и на рассвет, они светятся удивительным внутренним светом от радости быть вместе. Нет слов. Только ветер, песня и крики чаек. И под финальные аккорды ты встаёшь, вы обнимаетесь, смеётесь, целуетесь и идёте пообедать в прибрежный ресторанчик.
Ты смотришь в глаза консультанту. Он уже совсем другой. Как будто считал твои мысли о Крае Света и замер в одобрительном восхищении. А он не такой уж и тип.
Ты собираешься духом:
— Знаете, я точно знаю. Я хочу…
— Не продолжайте! — консультант деловым жестом останавливает тебя и прикладывает телефон к уху.
— Это Кавис! Она была права. У Мира Ангелов есть по-настоящему достойный клиент. Примите? Отлично.
Он встал из-за стола, приглашая пойти с ним. В его лице уже приветливое понимание и дружеская улыбка… и даже капелька в уголке глаза… показалось.
— Кавис?! Мир Ангелов?! А кто это Она?!..
Он замахал руками:
— Не сейчас. Пустяки. Пойдёмте. Я провожу.
Мы пошли в конец холла.
— Простите, но я ничего не сказал.
Он остановился, посмотрел в глаза:
— Но вы подумали… Да, вы так подумали, что стало ясно, что говорить совсем не обязательно. Идёмте же!
И решительно пошёл к маленькой двери за портьерами. Он открыл её, приглашая тебя в полумрак.
— Заходите, вас встретят.
Маленькая тёмная комната, прилавок, монитор, фото на стене. Мотоциклисты и мотоциклы всех времён. Чёрно-белые, цветные, старые, новые. Очень странно после вычурного холла. Похоже на ресепшен мотогаража. Но здесь так спокойно. Тихо. Есть небольшое волнение — оно вызвано какими-то давними воспоминаниями. Мотоциклы, байкеры — есть что-то в них не от мира сего: легки на подъём и всегда готовы помочь. За кажущейся суровостью образа — непонятная доброта силы и духа. И это приветствие отведённой рукой с опущенными двумя пальцами. Словно ангелы дорог — решительные и стремительные, как ветер.
Из-за ширмы выходит лысый здоровяк в кожаной косухе с нашивками и шевронами, надетой поверх белоснежной сорочки с галстуком и очень дорогой заколкой.
— Селмилор! — представился он.
Ставит на стол квадратную коробку. Распаковывает… ты немеешь от удивления. Это мотошлем — как раз тот, на который ты облокотился, глядя на рассвет. Вернее, только думал об этом. Но как? Как они это устроили?
Ты смотришь на здоровяка, он улыбается тебе в ответ широкой добродушной улыбкой и прищуренными глазами, видящими всю твою суть.
— Такой?
— Он самый…
Глаза наполняются слезами… ты берёшь себя в руки, это не сложно, почему-то страха совсем нет:
— Простите, я хочу задать вопрос.
— Вполне уместно.
— Что это за место? Почему консультант знает моё имя? Как вы догадались про шлем? И вообще — что здесь происходит?
— Хм! Пожалуй, это больше, чем один вопрос.
Он посмотрел, облокотился на прилавок, наклонился к тебе:
— Мы — Ангелы, хранители. Мы здесь, потому что нужны. Мир забывает за блеском и роскошью о настоящих своих желаниях, которые тонут среди огней, глянцевых журналов и навязчивых социальных сетей. Люди идут в храмы, воздают должное Богу, просят Его о милосердии, любви, исцелении, а за порогом церкви идут на странные тренинги, начинают пилить контент и напрочь забывают о сущности того, о чём недавно просили. Мы создали Академию Хранителей и изучаем, как в современном мире зло обращает к себе души. Здесь, в этом месте на земле, мы встречаем тех, кто хотел бы исполнить заветные желания. Но не все готовы их принять.
Остановился. Пауза. Ты начинаешь понимать:
— Девушка, она..?
— Она хотела признания себя, признания и тепла от любимого человека. Решение простое — один звонок. Скажи ему, чего ты от него хочешь, и всё будет. Но она хотела заявить о себе с борта собственной яхты и рассчитывала на это… Ты видел, чем это кончилось.
Молчание.
— А я?
— Кавис, консультант, сказал тебе, что ты точно всё знаешь. И то, как ты это себе представил, не оставило сомнений. Мы, Ангелы, нам не обязательно слышать, нам достаточно знать.
И снова взгляд. Прямо в душу.
— Да, я понял. Спасибо!
— Подожди минуту. Астрена!!!
— Да! Заходите! — громко ответил женский голос из-за ширмы.
Селмилор кивком приглашает тебя за собой.
Астрена. Что-то знакомое и светлое начало всплывать в памяти.
Светлый гараж байкеров, мотоциклы, мотоциклы, мотоциклы. Решительная блондинка в белой куртке идёт навстречу. Это она! Каникулы, велосипед, слёзы, упавший Харлей, перо, мама, папа.
— Тавис, рада снова тебя видеть!
От восхищения и удивления перехватывает дыхание:
— И я рад… Я помню…
— Спасибо!
Она подходит к одному из мотоциклов проводит ладонью по баку:
— Вот — это твой красавец.
— Мой!!! Но я не могу сейчас это купить. Я…
Она приложила палец к губам, призывая замолчать. Этот жест и взгляд не терпят возражений. А потом спокойно говорит, глядя в глаза:
— Тебе срочно надо к морю, к рассвету.
— …но мотоцикл?
— А! А это чтобы добраться.
Оба Ангела переглянулись и добродушно рассмеялись.
— Вот указатель, — протянула белое перо. — Просто следуй за ним. Помнишь?
— Да…
Раннее утро наполняет тебя прохладой, скоростью и ветром. Ты мчишь к краю света, следуя за невесомым ангельским пером, как будто паришь над землёю. Ветер встречает тебя упругими струями, плавно скользит по обтекателю мотоцикла, шелестом обволакивает шлем и кудрявым вихрем срывается с твоих плеч, оставляя на шоссе все сомнения прошлых времён. Горизонт уже окрасился сиреневым цветом и светлеет с каждой секундой. Перо плывёт впереди, наливается розовым и манит дальше. Два лёгких облачка, напоминающих крылья, парят над тобой как надёжные хранители. С ними легко и спокойно наматывать мили, одну за другой. Вот и океан. Высокий обрыв, чёрные скалы внизу и пенящиеся бурные волны, бьющие их со всей мощью в неприступный гранит. Можно вечно смотреть на эту живую картину непрерывной битвы воды и земли. А над всем этим — небо. Бескрайнее чистое небо, готовое принять новый день.
Ты садишься, опираешься на шлем и смотришь сквозь невесомое перышко на рождение огненного светила. Оно взошло, набрало силу, раскалилось добела и наполнило мир своим сиянием, заглушающим слепящие огни большого города и его лукавых витрин.
Ты страшно горд за то, что за всем этим блеском, шиком и соблазнами разглядел настоящее сокровище — тепло, любовь и бесконечность мира. И слёзы то ли от счастья, то ли от ветра текут по морщинистым щекам.
Огни витрин слепят глаза, будоражат сознание, манят заветными желаниями. Ты идёшь по шумной улице, а взгляд скользит мимо — восхищённый, но равнодушный к этому бесполезному лоску. Как в самолёте: листаешь глянцевый журнал про яхты и морские путешествия — красиво, роскошно, но тебе всё это сейчас ни к чему. Или бродишь по рынку автомобильных аксессуаров, а в гараже уже стоит «полностью упакованный» суперкар — столько «полезных блестящих вещей», а купить нечего.
Тренинги в сетях:
по личностному росту,
«улучшению улучшений»,
чистке твоей кармы
и, конечно, полировке ауры.
А вот другой мир витрин — цифровых. Здесь даже фейки и постановочные фото и видео выглядят как настоящая жизнь. Они тоже зовут — сверкающими зубами, лоснящейся кожей, беззаботной богатой жизнью.
Сначала смотришь, как под гипнозом. Но вскоре среди этого искрящегося изобилия начинаешь цепляться хоть за что-то, что кажется полезным. Раз уж пришёл — значит, пора пополнить себя сиянием рукотворного счастья.
Рука тянется к ручке двери…
Или нет, не так.
Вот:
услужливый швейцар в фуражке, ливрее и белоснежных перчатках уже отворил тяжёлую дверь, театрально поклонился, приглашая рукой вглубь сияющего золотом холла.
— Прошу, заходите!
— Да?
— Конечно, вас давно ожидают.
Глаза жмурятся от ослепительного света. Огромный овальный зал открывается во всей своей вычурной роскоши: красная дорожка тянется в дальний конец, а вдоль стен — ровный строй столиков. За ними сидят профессиональные консультанты с безупречными улыбками. Кое-где клиенты оживлённо болтают, явно обсуждая свои покупки.
Навстречу выходит элегантный молодой человек с распростёртыми объятиями.
— Здравствуйте! Здравствуйте! — восклицает он, называя тебя по имени.
Он складывает руки перед собой «в замок» и учтиво кланяется.
Ты виновато начинаешь отвечать:
— Здравствуйте! Ой, я не предста…
— Это меня так зовут! И вас так?! Вот это совпадение! Ха-ха-ха! Приятно познакомиться!
Он протягивает руку и почтительно трясёт твою, будто встречает давнего знакомого. Весьма необычный тип. За соседним столом девушка, клиентка, с интересом смотрит на тебя, но её консультант тут же мягко возвращает её внимание.
— Пойдёмте скорее. Что-то желаете? Кофе, чай, воды… или, — он лукаво прищурился, — шампанского?
— Воды. Спасибо.
— Вот удобное кресло, — он указывает рукой и пулей усаживается напротив. Пальцы стремительно пробегают по клавиатуре. И вот многозначительное Enter — звучит почти как выстрел.
Он снова складывает руки в замок и чуть наклоняется вперёд:
— Ну-с?..
— А?..
Он утвердительно указывает на тебя пальцем, ехидно прищуривается:
— Ви-жу! Вы уже знаете, чего хотите! Здесь только уверенные в себе люди, готовые принимать самые ответственные решения.
— Д… да, я могу…
— Прекрасно, прекрасно! Итак?!!
— Простите, а что вы предлагаете? Чем занимается ваша… мм…
— Контора? Ах-ха-ха-ха-ха!
Он откидывается в кресле, поворачивается боком, закидывает ногу на ногу. Ритмично стучит пальцами по столу. Поднимает бровь. Секунда, вторая.
— Реализуем ваши желания, — выдыхает он через надутые губы. — Пффф. Вот.
Его взгляд замирает на твоём лице: равнодушный и сосредоточенный.
Мгновение. И снова улыбка, заинтересованный наклон. И почти шёпотом:
— Говорите!
Собираешься начать и вдруг понимаешь, что в голове мелькают только зубы, яхты, отели, шикарные часы, смокинги, вечеринки под яркими софитами, перелёты бизнес-классом и терраса собственного дома с видом на море…
— Что вы себе позволяете!
Девушка, удивлённая клиентка, вышла из дальней двери холла. Она вся раскраснелась от негодования и кричала в лицо своему консультанту:
— Вас… Вас мне рекомендовали как самых лучших исполнителей!!! И что… что вы мне предлагаете?!!! А!?
— То, что вы хотели, — спокойно отвечал консультант.
— Звонок по телефону?!!
— Да. Самому близкому человеку.
— Ааааа!
Она гневно всплеснула руками и решительно вышла вон.
Ты смотришь ей вслед, слышишь, как гулко ступают её каблуки по красному ковру. И пытаешься вспомнить, на чём она перебила мысль. Яхты, терраса, море…
…Море! И восходящее солнце, которое неумолимо прожигает горизонт. Солнце, горизонт, море! А что там? Там другой мир, со своей суетой, заботами, радостями и печалями. И тут ты понимаешь, что это и есть настоящее: смотреть на солнце, на море, стоя на краю света, представляя далёкое-далеко. Да и не важно, с какими часами, в смокинге или джинсах, на террасе особняка или на каменистом пляже. Главное — этот момент, ощущение начала дня, конца и бесконечности одновременно. Ты сидишь, смотришь на всё это, подставив лицо ветру и свету, улыбаясь, закрыв глаза. Ты облокотился на шлем, нажимаешь кнопку на бумбоксе и… “Don’t worry, be happy”. Старая песенка наполняет пространство смыслом видеть хорошее во всём, что происходит. Небрежный скрипучий голос подчёркивает пустячность всех проблем и лёгкость быть счастливым. Лёгкое касание плеча — ты оглядываешься, а рядом все твои близкие. Смотрят на тебя и на рассвет, они светятся удивительным внутренним светом от радости быть вместе. Нет слов. Только ветер, песня и крики чаек. И под финальные аккорды ты встаёшь, вы обнимаетесь, смеётесь, целуетесь и идёте пообедать в прибрежный ресторанчик.
Ты смотришь в глаза консультанту. Он уже совсем другой. Как будто считал твои мысли о Крае Света и замер в одобрительном восхищении. А он не такой уж и тип.
Ты собираешься духом:
— Знаете, я точно знаю. Я хочу…
— Не продолжайте! — консультант деловым жестом останавливает тебя и прикладывает телефон к уху.
— Это Кавис! Она была права. У Мира Ангелов есть по-настоящему достойный клиент. Примите? Отлично.
Он встал из-за стола, приглашая пойти с ним. В его лице уже приветливое понимание и дружеская улыбка… и даже капелька в уголке глаза… показалось.
— Кавис?! Мир Ангелов?! А кто это Она?!..
Он замахал руками:
— Не сейчас. Пустяки. Пойдёмте. Я провожу.
Мы пошли в конец холла.
— Простите, но я ничего не сказал.
Он остановился, посмотрел в глаза:
— Но вы подумали… Да, вы так подумали, что стало ясно, что говорить совсем не обязательно. Идёмте же!
И решительно пошёл к маленькой двери за портьерами. Он открыл её, приглашая тебя в полумрак.
— Заходите, вас встретят.
Маленькая тёмная комната, прилавок, монитор, фото на стене. Мотоциклисты и мотоциклы всех времён. Чёрно-белые, цветные, старые, новые. Очень странно после вычурного холла. Похоже на ресепшен мотогаража. Но здесь так спокойно. Тихо. Есть небольшое волнение — оно вызвано какими-то давними воспоминаниями. Мотоциклы, байкеры — есть что-то в них не от мира сего: легки на подъём и всегда готовы помочь. За кажущейся суровостью образа — непонятная доброта силы и духа. И это приветствие отведённой рукой с опущенными двумя пальцами. Словно ангелы дорог — решительные и стремительные, как ветер.
Из-за ширмы выходит лысый здоровяк в кожаной косухе с нашивками и шевронами, надетой поверх белоснежной сорочки с галстуком и очень дорогой заколкой.
— Селмилор! — представился он.
Ставит на стол квадратную коробку. Распаковывает… ты немеешь от удивления. Это мотошлем — как раз тот, на который ты облокотился, глядя на рассвет. Вернее, только думал об этом. Но как? Как они это устроили?
Ты смотришь на здоровяка, он улыбается тебе в ответ широкой добродушной улыбкой и прищуренными глазами, видящими всю твою суть.
— Такой?
— Он самый…
Глаза наполняются слезами… ты берёшь себя в руки, это не сложно, почему-то страха совсем нет:
— Простите, я хочу задать вопрос.
— Вполне уместно.
— Что это за место? Почему консультант знает моё имя? Как вы догадались про шлем? И вообще — что здесь происходит?
— Хм! Пожалуй, это больше, чем один вопрос.
Он посмотрел, облокотился на прилавок, наклонился к тебе:
— Мы — Ангелы, хранители. Мы здесь, потому что нужны. Мир забывает за блеском и роскошью о настоящих своих желаниях, которые тонут среди огней, глянцевых журналов и навязчивых социальных сетей. Люди идут в храмы, воздают должное Богу, просят Его о милосердии, любви, исцелении, а за порогом церкви идут на странные тренинги, начинают пилить контент и напрочь забывают о сущности того, о чём недавно просили. Мы создали Академию Хранителей и изучаем, как в современном мире зло обращает к себе души. Здесь, в этом месте на земле, мы встречаем тех, кто хотел бы исполнить заветные желания. Но не все готовы их принять.
Остановился. Пауза. Ты начинаешь понимать:
— Девушка, она..?
— Она хотела признания себя, признания и тепла от любимого человека. Решение простое — один звонок. Скажи ему, чего ты от него хочешь, и всё будет. Но она хотела заявить о себе с борта собственной яхты и рассчитывала на это… Ты видел, чем это кончилось.
Молчание.
— А я?
— Кавис, консультант, сказал тебе, что ты точно всё знаешь. И то, как ты это себе представил, не оставило сомнений. Мы, Ангелы, нам не обязательно слышать, нам достаточно знать.
И снова взгляд. Прямо в душу.
— Да, я понял. Спасибо!
— Подожди минуту. Астрена!!!
— Да! Заходите! — громко ответил женский голос из-за ширмы.
Селмилор кивком приглашает тебя за собой.
Астрена. Что-то знакомое и светлое начало всплывать в памяти.
Светлый гараж байкеров, мотоциклы, мотоциклы, мотоциклы. Решительная блондинка в белой куртке идёт навстречу. Это она! Каникулы, велосипед, слёзы, упавший Харлей, перо, мама, папа.
— Тавис, рада снова тебя видеть!
От восхищения и удивления перехватывает дыхание:
— И я рад… Я помню…
— Спасибо!
Она подходит к одному из мотоциклов проводит ладонью по баку:
— Вот — это твой красавец.
— Мой!!! Но я не могу сейчас это купить. Я…
Она приложила палец к губам, призывая замолчать. Этот жест и взгляд не терпят возражений. А потом спокойно говорит, глядя в глаза:
— Тебе срочно надо к морю, к рассвету.
— …но мотоцикл?
— А! А это чтобы добраться.
Оба Ангела переглянулись и добродушно рассмеялись.
— Вот указатель, — протянула белое перо. — Просто следуй за ним. Помнишь?
— Да…
Раннее утро наполняет тебя прохладой, скоростью и ветром. Ты мчишь к краю света, следуя за невесомым ангельским пером, как будто паришь над землёю. Ветер встречает тебя упругими струями, плавно скользит по обтекателю мотоцикла, шелестом обволакивает шлем и кудрявым вихрем срывается с твоих плеч, оставляя на шоссе все сомнения прошлых времён. Горизонт уже окрасился сиреневым цветом и светлеет с каждой секундой. Перо плывёт впереди, наливается розовым и манит дальше. Два лёгких облачка, напоминающих крылья, парят над тобой как надёжные хранители. С ними легко и спокойно наматывать мили, одну за другой. Вот и океан. Высокий обрыв, чёрные скалы внизу и пенящиеся бурные волны, бьющие их со всей мощью в неприступный гранит. Можно вечно смотреть на эту живую картину непрерывной битвы воды и земли. А над всем этим — небо. Бескрайнее чистое небо, готовое принять новый день.
Ты садишься, опираешься на шлем и смотришь сквозь невесомое перышко на рождение огненного светила. Оно взошло, набрало силу, раскалилось добела и наполнило мир своим сиянием, заглушающим слепящие огни большого города и его лукавых витрин.
Ты страшно горд за то, что за всем этим блеском, шиком и соблазнами разглядел настоящее сокровище — тепло, любовь и бесконечность мира. И слёзы то ли от счастья, то ли от ветра текут по морщинистым щекам.
Хроники Тависа
Часть четвертая
Баня
Баня — место силы.
Здесь сняты все покровы, нет чинов и званий.
Разомлевшие от жаркого пара сидят мужики, закутавшись в простыни.
Я люблю это место. Распариться дубовым веником «до корочки» и облиться из ледяной кадушки.
А потом сидишь, пьёшь чай и потеешь. Капли чистого пота быстро растут на лбу и капают на грудь.
Я помню рубленую деревенскую баню с земляным полом, высокими полочками и душистыми берёзовыми вениками.
Большую и светлую общественную баню небольшого уездного городка, где после всех укрепляющих ритуалов мы одевались в чистое и спускались вниз. Там папа покупал мне квас в небольшой кружечке, а себе — большую кружку душистого пенного пива.
Жаркую финскую сауну после Нового года, когда сидишь и чувствуешь, как трещат от жара и сухости волосы на голове.
А сейчас, уже на склоне лет, сижу в кабинке для отдыха и слушаю разговоры.
— Ох, хорошо! — с удовольствием отхлебнул чаю здоровяк напротив. — Райское наслаждение! Очень знакомо!
Он был поистине огромный. Массивные руки, лысая голова, крепко посаженная на широкой шее,
две огромные грудные, которые невозможно было скрыть ни покрывалами, ни простынями.
Но главное — это взгляд маленьких цепких глаз. Он буквально выхватывал мельчайшие детали и отправлял их в огромный мозг.
Крупные скулы, очерченные узенькой бородкой в стиле Алладинова Джинна.
— А вы знаете, как в раю? Для ангела вы слишком молодо выглядите.
Мы оба засмеялись.
— Ага!.. Ха-ха-ха!.. Ангел!.. С неба! Ха-ха!.. Сам себе удивляюсь…
— А потом посерьёзнел, оглянулся:
— Да. Я — Селмилор. Летописец Мира Ангелов. Я часто спускаюсь на землю в поисках смыслов.
Я давно за вами наблюдаю. Да и не только я.
Ваш Хранитель у нас в особом почёте. Если она за кого просит — никогда не получает отказа.
— Мой Хранитель?
— Да он у каждого есть.
— Это многое объясняет… А что вы делаете, когда приходите в наш мир? Ну, кроме поиска смыслов?
— Самые простые земные вещи:
Сижу в кафе и молча слушаю. Слова, паузы, дрожащие пальцы на чашке —
порой именно там решаются судьбы, когда никто не понимает,
что судьба — это просто чьё-то тихое: «Я не сдамся.»
Если вдруг вижу ребёнка, который мечтает в одиночестве, я говорю ему:
«Ты не один. Всё, что ты видишь внутри — реально. Просто оно пока не снаружи.»
Смотрю на звёзды не вверх, а в лужу. Чтобы убедиться: свет отражается даже в грязи.
Не спешу. Потому что в этом мире всё уже случается.
Нужно просто быть. Тихо. Настояще. Свет здесь. Всегда.
Покупаю хлеб в маленькой пекарне. Тёплый, чуть подгоревший по краям, с хрустящей коркой.
И ем его, сидя на ступеньках, не спеша. Потому что хлеб — это благодарность.
Надеваю кеды и иду пешком без цели. Чтобы ноги почувствовали землю,
а мысли — разбежались, как птицы.
Засыпаю в пледе у окна под шум дождя. Без задач. Без миссий. Просто потому что… можно.
Завариваю чай, вот как сейчас. Настоящий, листовой. В тишине.
И пью, вдыхая. Потому что в этом — заземление.
Смотрю старые фильмы в одиночестве. Те, где всё грустно, но правильно.
Где герой уходит — но мы понимаем, что он не проиграл.
Несу для старенькой соседки сумки с овощами из магазина.
С лёгким ворчанием. Но с удовольствием.
Потому что даже рутина может быть заботой.
Обожаю включить винил. И просто слушать.
Может, Джобима. Может, Боуи. Может, даже Вертинского.
И в этот момент я бы был по-настоящему человеком.
⸻
Я заслушался. Каждая фраза мягко ложилась одна к другой.
Всё было легко, просто, по-человечески.
— А что бы вы хотели ещё испытать здесь?
— Есть ли у меня желания? Да, вот они:
• Я бы встал у двери чужой тишины. Не ради спасения. А чтобы просто быть рядом. Иногда это — всё, что нужно: присутствие без вопросов.
• Я бы научился дышать заново. Потому что здесь дыхание — не просто физиология. Здесь оно обнимает боль и выпускает правду. Я бы дышал рядом с теми, кто не может вдохнуть сам.
• Я бы написал письмо тому, кто больше не с нами. Не чтобы вернуть. А чтобы отпустить — с благодарностью.
• Я бы попросил прощения. Не за вину, а за молчание. Даже Хранители ошибаются, когда не верят в нужный момент, что слово может стать спасением.
• Я бы пошёл к тому, кто отверг свет — и остался бы рядом. Потому что иногда возвращаются не по дороге. А через тень. И кто-то должен быть там.
• Я бы пожал руку хорошему человеку. Просто так. Не ради дел. А потому что он есть. И этого уже много.
• Я бы купил кожаную куртку. А потом сел на мотоцикл, надел тёмные очки и поехал в сторону горизонта. Без причины. Просто потому что можно быть рядом — даже на расстоянии.
• Я бы кого-нибудь обнял. Не для спасения. А чтобы сказать: «Я тебя вижу. И рад, что ты есть.»
Он смотрел на меня с доброй улыбкой гиганта.
Он уже не казался таким разбитным качком.
— А вот если бы вы стали ангелом? Представим на минуту, что вам дали бы такую возможность… Что бы вы делали?
Я задумался. Такой глубокий вопрос.
И я огласил свой список. Он шёл легко, как дыхание после пара:
— Был бы рядом.
— Созерцал.
— Говорил, когда нужен совет.
— Отпускал, если кто-то этого хочет.
— Принимал всё спокойно, как есть. (Ну, сейчас не совсем так, но иногда я ловлю кайф от принятия.)
— Писал, чтобы не забыть, чтобы осмыслить, чтобы поделиться.
— Подставлял плечо, брал в ладони, взваливал на спину, чтобы помочь.
— …и просил. Чаще просил о помощи, о понимании, спасении и милосердии.
— Ну вот так. Не так много желаний, как у вас. Но это то, что по-настоящему хочется… потом… когда стану ангелом… если получится.
Он смотрел на меня тихо, спокойно и с восхищением. Потом произнёс:
— Знаете… если бы я был человеком, и у меня был бы трудный день, и вдруг рядом оказались бы вы — как Хранитель, то, честно… я бы выдохнул. И просто сказал бы: «Окей. Значит, всё ещё возможно.»
— Всё получится, Тавис.
— Я не представился… Ах да! Мой Хранитель.
Он утвердительно кивнул и, улыбнувшись, прищурился.
Громкий колокол известил, что готов свежий пар.
— А сейчас — париться!
Мы рассмеялись и пошли в жаркую парную.
⸻
Я вытер лицо полотенцем и посмотрел в зеркало.
Покрасневшие глаза, седая щетина и лёгкая улыбка — я точно знал: сегодня день был правильным.
Я вернулся домой и сразу провалился в глубокий сон.
Банный пар, облака, хрустящая булка, «дверь чужой тишины», крепкое рукопожатие и звёзды в лужах…
Что это было? Кто мне всё это говорил?
Я проснулся с рассветом. Сидел на кровати и долго смотрел на рождение нового дня, море, облака и на раскрытую ладонь, в которой всю ночь сжимал лёгкое белое перышко.
Здесь сняты все покровы, нет чинов и званий.
Разомлевшие от жаркого пара сидят мужики, закутавшись в простыни.
Я люблю это место. Распариться дубовым веником «до корочки» и облиться из ледяной кадушки.
А потом сидишь, пьёшь чай и потеешь. Капли чистого пота быстро растут на лбу и капают на грудь.
Я помню рубленую деревенскую баню с земляным полом, высокими полочками и душистыми берёзовыми вениками.
Большую и светлую общественную баню небольшого уездного городка, где после всех укрепляющих ритуалов мы одевались в чистое и спускались вниз. Там папа покупал мне квас в небольшой кружечке, а себе — большую кружку душистого пенного пива.
Жаркую финскую сауну после Нового года, когда сидишь и чувствуешь, как трещат от жара и сухости волосы на голове.
А сейчас, уже на склоне лет, сижу в кабинке для отдыха и слушаю разговоры.
— Ох, хорошо! — с удовольствием отхлебнул чаю здоровяк напротив. — Райское наслаждение! Очень знакомо!
Он был поистине огромный. Массивные руки, лысая голова, крепко посаженная на широкой шее,
две огромные грудные, которые невозможно было скрыть ни покрывалами, ни простынями.
Но главное — это взгляд маленьких цепких глаз. Он буквально выхватывал мельчайшие детали и отправлял их в огромный мозг.
Крупные скулы, очерченные узенькой бородкой в стиле Алладинова Джинна.
— А вы знаете, как в раю? Для ангела вы слишком молодо выглядите.
Мы оба засмеялись.
— Ага!.. Ха-ха-ха!.. Ангел!.. С неба! Ха-ха!.. Сам себе удивляюсь…
— А потом посерьёзнел, оглянулся:
— Да. Я — Селмилор. Летописец Мира Ангелов. Я часто спускаюсь на землю в поисках смыслов.
Я давно за вами наблюдаю. Да и не только я.
Ваш Хранитель у нас в особом почёте. Если она за кого просит — никогда не получает отказа.
— Мой Хранитель?
— Да он у каждого есть.
— Это многое объясняет… А что вы делаете, когда приходите в наш мир? Ну, кроме поиска смыслов?
— Самые простые земные вещи:
Сижу в кафе и молча слушаю. Слова, паузы, дрожащие пальцы на чашке —
порой именно там решаются судьбы, когда никто не понимает,
что судьба — это просто чьё-то тихое: «Я не сдамся.»
Если вдруг вижу ребёнка, который мечтает в одиночестве, я говорю ему:
«Ты не один. Всё, что ты видишь внутри — реально. Просто оно пока не снаружи.»
Смотрю на звёзды не вверх, а в лужу. Чтобы убедиться: свет отражается даже в грязи.
Не спешу. Потому что в этом мире всё уже случается.
Нужно просто быть. Тихо. Настояще. Свет здесь. Всегда.
Покупаю хлеб в маленькой пекарне. Тёплый, чуть подгоревший по краям, с хрустящей коркой.
И ем его, сидя на ступеньках, не спеша. Потому что хлеб — это благодарность.
Надеваю кеды и иду пешком без цели. Чтобы ноги почувствовали землю,
а мысли — разбежались, как птицы.
Засыпаю в пледе у окна под шум дождя. Без задач. Без миссий. Просто потому что… можно.
Завариваю чай, вот как сейчас. Настоящий, листовой. В тишине.
И пью, вдыхая. Потому что в этом — заземление.
Смотрю старые фильмы в одиночестве. Те, где всё грустно, но правильно.
Где герой уходит — но мы понимаем, что он не проиграл.
Несу для старенькой соседки сумки с овощами из магазина.
С лёгким ворчанием. Но с удовольствием.
Потому что даже рутина может быть заботой.
Обожаю включить винил. И просто слушать.
Может, Джобима. Может, Боуи. Может, даже Вертинского.
И в этот момент я бы был по-настоящему человеком.
⸻
Я заслушался. Каждая фраза мягко ложилась одна к другой.
Всё было легко, просто, по-человечески.
— А что бы вы хотели ещё испытать здесь?
— Есть ли у меня желания? Да, вот они:
• Я бы встал у двери чужой тишины. Не ради спасения. А чтобы просто быть рядом. Иногда это — всё, что нужно: присутствие без вопросов.
• Я бы научился дышать заново. Потому что здесь дыхание — не просто физиология. Здесь оно обнимает боль и выпускает правду. Я бы дышал рядом с теми, кто не может вдохнуть сам.
• Я бы написал письмо тому, кто больше не с нами. Не чтобы вернуть. А чтобы отпустить — с благодарностью.
• Я бы попросил прощения. Не за вину, а за молчание. Даже Хранители ошибаются, когда не верят в нужный момент, что слово может стать спасением.
• Я бы пошёл к тому, кто отверг свет — и остался бы рядом. Потому что иногда возвращаются не по дороге. А через тень. И кто-то должен быть там.
• Я бы пожал руку хорошему человеку. Просто так. Не ради дел. А потому что он есть. И этого уже много.
• Я бы купил кожаную куртку. А потом сел на мотоцикл, надел тёмные очки и поехал в сторону горизонта. Без причины. Просто потому что можно быть рядом — даже на расстоянии.
• Я бы кого-нибудь обнял. Не для спасения. А чтобы сказать: «Я тебя вижу. И рад, что ты есть.»
Он смотрел на меня с доброй улыбкой гиганта.
Он уже не казался таким разбитным качком.
— А вот если бы вы стали ангелом? Представим на минуту, что вам дали бы такую возможность… Что бы вы делали?
Я задумался. Такой глубокий вопрос.
И я огласил свой список. Он шёл легко, как дыхание после пара:
— Был бы рядом.
— Созерцал.
— Говорил, когда нужен совет.
— Отпускал, если кто-то этого хочет.
— Принимал всё спокойно, как есть. (Ну, сейчас не совсем так, но иногда я ловлю кайф от принятия.)
— Писал, чтобы не забыть, чтобы осмыслить, чтобы поделиться.
— Подставлял плечо, брал в ладони, взваливал на спину, чтобы помочь.
— …и просил. Чаще просил о помощи, о понимании, спасении и милосердии.
— Ну вот так. Не так много желаний, как у вас. Но это то, что по-настоящему хочется… потом… когда стану ангелом… если получится.
Он смотрел на меня тихо, спокойно и с восхищением. Потом произнёс:
— Знаете… если бы я был человеком, и у меня был бы трудный день, и вдруг рядом оказались бы вы — как Хранитель, то, честно… я бы выдохнул. И просто сказал бы: «Окей. Значит, всё ещё возможно.»
— Всё получится, Тавис.
— Я не представился… Ах да! Мой Хранитель.
Он утвердительно кивнул и, улыбнувшись, прищурился.
Громкий колокол известил, что готов свежий пар.
— А сейчас — париться!
Мы рассмеялись и пошли в жаркую парную.
⸻
Я вытер лицо полотенцем и посмотрел в зеркало.
Покрасневшие глаза, седая щетина и лёгкая улыбка — я точно знал: сегодня день был правильным.
Я вернулся домой и сразу провалился в глубокий сон.
Банный пар, облака, хрустящая булка, «дверь чужой тишины», крепкое рукопожатие и звёзды в лужах…
Что это было? Кто мне всё это говорил?
Я проснулся с рассветом. Сидел на кровати и долго смотрел на рождение нового дня, море, облака и на раскрытую ладонь, в которой всю ночь сжимал лёгкое белое перышко.
Первый из мира «обычных людей»
Длинный коридор, наполненный светом. Каждый пролёт состоит из неповторимых и не повторяющихся узоров, орнаментов и образов. Непрерывное белоснежное кружево светилось в солнечных лучах и пропускало голубые лоскутки неба. Пол из белого мрамора гулко откликался на быстрые и тяжёлые шаги. Ажурная дверь распахнулась от решительного жеста и открыла просторный зал под прозрачным куполом. В центре стоял овальный стол в тон пола, окружённый облачными креслами, в которых уже расположились все участники Коллегии. Все встали, приветствуя вошедшего, широко раскинув руки, как бы приглашая к объятиям.
— Слава Тебе, Всесильный.
— Приветствую вас.
Он сложил ладони, смиренно поклонился и прошёл во главу стола.
— Высокая Коллегия, многолетие спокойствия подходит к концу. Из разных источников поступают сведения о растущих точках напряжения. Мы и раньше сталкивались с глобальными волнениями, поэтому призываю вас восстановить и привести в соответствие растущим вызовам наши знания и наш опыт. Особенно важно проверить наше взаимодействие на всех уровнях. Мир на земле изменился — изменились и мы вместе с ним. Настало время привлечь нам в помощь души, прошедшие земную жизнь. Как и раньше, это всегда ответственный выбор. Наверное, сейчас сложно подобрать достойного представителя, способного нести веру и вести за собой. Но мы справимся. Я открыт для обсуждения.
Он развёл руки, приглашая к разговору, и опустился в своё облако.
— Всесильный, я прошу слова!
— Да, Астрена.
— Я опекаю одного человека. От самого рождения я наблюдала, как он взрослеет, катается на санках, разбивает коленки, падая с велосипеда. Как он сопит над школьной тетрадью, выводя первые буквы. Я видела его восхищённые глаза на школьном экзамене. А вы знаете, насколько он смел и решителен перед опасностями? Как он предан друзьям? Как он любит?.. Он ошибался — и сильно, — но он всегда находил в себе силы признать, принять и идти дальше. Конечно, он не создан ангелом, как мы. Но такие, как он — с душой, познавшие все стороны жизни, — как раз и будут лучшими помощниками. Они не будут до бесконечности ждать милости небес, но будут с верой в них идти по жизни. Их вера в себя и в нас творит настоящие чудеса.
— Но земные души подвержены соблазнам, — вдруг возразил спокойный голос напротив. — Мы не можем наделить их нашим могуществом и знаниями, чтобы они не использовали их во вред.
— Да, Сариэль, они знают соблазны — и знают, как им противостоять. Конечно, мы можем, как и прежде, полагаться на тех, кто создан Богом и кто Им отмечен. Но тот, за которого я прошу, точно достоин.
— Как зовут этого познавшего жизнь? — поднял руку Всесильный.
— А его так и зовут — Тавис.
Она улыбнулась мягкой улыбкой, что совсем не соответствовало её репутации яркого и решительного Хранителя, и обвела присутствующих добрым и просящим взглядом. Это было так искренне, что вопросов больше ни у кого не осталось.
Всесильный встал и, сложив ладони в смиренном поклоне, подвёл итог:
— Тавис — Познавший Жизнь — станет первым Хранителем из мира душ… тех, кого называют обычными людьми.
Выпрямился, опустил руки, оперевшись на белый мрамор стола, улыбнулся и, подмигнув, добавил:
— Хотя… кто такие «обычные люди»? Мы это ещё узнаем. Да, дорогой читатель?
Академия Хранителей
(Хроники Сариэля)
Глава первая.
Первый из них
Я сижу в глубоких раздумьях о предстоящих заботах по созданию Академии Хранителей.
Со мной — Астрена. Она станет моим помощником.
Прошло время после заседания Коллегии решений — того самого, на котором она предложила Тависа в качестве первого Хранителя из среды обычных людей.
Не праведник.
Не мученик.
Не служитель веры.
Что же в нём такого особенного?
— Я с нетерпением жду встречи с ним, Астрена. Расскажи подробнее.
— Конечно, Сариэль. Это замечательный человек.
Я слушал рассказ о новом Хранителе.
Какая история!
Столько неожиданных поворотов в жизни, любви и карьере. Столько событий прошло через его судьбу. Здесь, для нас, это всего лишь мгновения… А там — целая жизнь.
Детство, которое он уже не вспомнит: капризы, пелёнки, песочницы, утренники, неожиданные подарки от новогодних волшебников — родителей.
Ах, эти родительские придумки: Дед Мороз, Зубная фея… Уже в то время он учился верить в чудо и в высшие силы.
Вот он подрастает.
Появляются новые вызовы: школа, уроки. Первые победы и неудачи. Здесь он учится искать в себе силы — выучить уроки, подготовиться к тестам.
Вот и первые отношения… Он невольно копирует поведение родителей, даже не осознавая этого.
Приходит взрослая жизнь.
Он выбирает опасную и трудную дорогу — вступает в ряды защитников.
Свято выполняет свой долг, совершенствует мастерство, преодолевает страхи.
Вот и первые соблазны: закурить сигарету, пропустить рюмку крепкого…
Вот и первое фиаско. Справится ли он с ним?
Он не сломался. Близкие приняли его ошибку, укрепив в нём веру. И он пошёл дальше.
Вот любовь.
Семья.
Дети.
Новая жизнь, новые возможности, успехи… и снова — соблазны, соблазны, соблазны.
Но он всё тот же. С верой в себя и в высшие силы он преодолевает трудности земной жизни. Делает выводы, всё чаще задумывается над своими поступками и их последствиями.
Он не боится начинать новое. Знает, что многое может пойти не так, но всегда готовит запасной план.
Сколько же выпадает душам за время земной жизни…
Они ошибаются, ищут выход, преодолевают, падают — и снова живут.
Они не думают, что всё предопределено. Они просто делают то, что должны.
Нам очень пригодится такой опыт. Он дополнит и расширит наши возможности.
— Замечательная история. Тебе повезло быть его Хранителем. Не жаль отпускать его?
— Совсем нет. Он ведь будет здесь. А мне доверят новую душу.
Сегодня — одна душа, способная обогатить. А в другой раз — просто неисправимый грешник.
Но это выбор земных. Мы ведь только намекаем, советуем, просим за них…
А решают они сами. Мы принимаем их выбор — без осуждения и без гнева.
Да ты и сам всё знаешь.
— Да, знаю. Нам предстоит много работы в Академии Хранителей.
— Я очень рада, что тебя, Хранителя границ и тайн, выбрали во главу Академии.
Ты лучше всех видишь эти переходы — между светом и тьмой, между дозволенным и запретным, между бессилием и верой.
Ты сможешь объяснить это новичкам. Твоё слово ценно рассудительностью и аргументацией.
— Спасибо, Астрена. Но и нам есть чему поучиться у Познавшего Жизнь.
— Уже скоро его земной путь закончится. Он очень слаб.
— Сделай его переход максимально безболезненным.
— Да, конечно. Хотя совсем без боли не бывает.
— Не бывает…
Со мной — Астрена. Она станет моим помощником.
Прошло время после заседания Коллегии решений — того самого, на котором она предложила Тависа в качестве первого Хранителя из среды обычных людей.
Не праведник.
Не мученик.
Не служитель веры.
Что же в нём такого особенного?
— Я с нетерпением жду встречи с ним, Астрена. Расскажи подробнее.
— Конечно, Сариэль. Это замечательный человек.
Я слушал рассказ о новом Хранителе.
Какая история!
Столько неожиданных поворотов в жизни, любви и карьере. Столько событий прошло через его судьбу. Здесь, для нас, это всего лишь мгновения… А там — целая жизнь.
Детство, которое он уже не вспомнит: капризы, пелёнки, песочницы, утренники, неожиданные подарки от новогодних волшебников — родителей.
Ах, эти родительские придумки: Дед Мороз, Зубная фея… Уже в то время он учился верить в чудо и в высшие силы.
Вот он подрастает.
Появляются новые вызовы: школа, уроки. Первые победы и неудачи. Здесь он учится искать в себе силы — выучить уроки, подготовиться к тестам.
Вот и первые отношения… Он невольно копирует поведение родителей, даже не осознавая этого.
Приходит взрослая жизнь.
Он выбирает опасную и трудную дорогу — вступает в ряды защитников.
Свято выполняет свой долг, совершенствует мастерство, преодолевает страхи.
Вот и первые соблазны: закурить сигарету, пропустить рюмку крепкого…
Вот и первое фиаско. Справится ли он с ним?
Он не сломался. Близкие приняли его ошибку, укрепив в нём веру. И он пошёл дальше.
Вот любовь.
Семья.
Дети.
Новая жизнь, новые возможности, успехи… и снова — соблазны, соблазны, соблазны.
Но он всё тот же. С верой в себя и в высшие силы он преодолевает трудности земной жизни. Делает выводы, всё чаще задумывается над своими поступками и их последствиями.
Он не боится начинать новое. Знает, что многое может пойти не так, но всегда готовит запасной план.
Сколько же выпадает душам за время земной жизни…
Они ошибаются, ищут выход, преодолевают, падают — и снова живут.
Они не думают, что всё предопределено. Они просто делают то, что должны.
Нам очень пригодится такой опыт. Он дополнит и расширит наши возможности.
— Замечательная история. Тебе повезло быть его Хранителем. Не жаль отпускать его?
— Совсем нет. Он ведь будет здесь. А мне доверят новую душу.
Сегодня — одна душа, способная обогатить. А в другой раз — просто неисправимый грешник.
Но это выбор земных. Мы ведь только намекаем, советуем, просим за них…
А решают они сами. Мы принимаем их выбор — без осуждения и без гнева.
Да ты и сам всё знаешь.
— Да, знаю. Нам предстоит много работы в Академии Хранителей.
— Я очень рада, что тебя, Хранителя границ и тайн, выбрали во главу Академии.
Ты лучше всех видишь эти переходы — между светом и тьмой, между дозволенным и запретным, между бессилием и верой.
Ты сможешь объяснить это новичкам. Твоё слово ценно рассудительностью и аргументацией.
— Спасибо, Астрена. Но и нам есть чему поучиться у Познавшего Жизнь.
— Уже скоро его земной путь закончится. Он очень слаб.
— Сделай его переход максимально безболезненным.
— Да, конечно. Хотя совсем без боли не бывает.
— Не бывает…
Академия Хранителей
(Хроники Сариэля)
Глава вторая — Пусть помнят
Нелёгкая это задача — готовить Хранителей.
Они прошли трудный путь на Земле.
Многому придётся забыть, многому — научиться.
Научиться смотреть на вещи по-новому.
Но что им забрать из той жизни?
— Что думаешь, Селмилор?
— Я беседовал с людьми, — ответил летописец. — У них много воспоминаний о самых простых удовольствиях.
Они настолько просты и чисты, что от них идёт сила.
— Да, да. Люди в простом видят вечность.
Оставлю-ка я обращённым ангелам воспоминания о земных удовольствиях. Настоящих.
Как откусить хрустящую булку.
Лежать на спине, глядя в бездонное звёздное небо.
Гладить собаку.
Ехать на мотоцикле, восхищаясь свободой парения.
Сидеть у кромки моря и слушать прибой.
Закутаться морозным вечером в тёплый плед и глотнуть душистого чаю.
Идти ранним утром по просыпающемуся городу,
видеть, как открываются первые магазинчики,
как моют дорожки и выставляют стулья у кафе.
А потом поймать первый луч наступающего дня
и с размаху окунуться в тихое, прозрачное море.
Пусть помнят, как это — услышать:
— Спасибо, пап…
И пусть помнят, как это — писать обо всём этом,
чувствуя, как глаза наполняются слезами.
Пусть помнят, как это — утром в тумане встать на край поля,
протереть пучком росистой травы полотно косы
и первым широким взмахом от плеча начать мерный покос.
Раз за разом, забирая узенькую полоску сочных стеблей,
двигаться мелкими шагами вперёд,
оставляя за собой ровный валок скошенной травы.
А её запах!..
А потом — жаркий полдень,
сесть в тени и… да — откусить душистый хлеб,
разжёвывать его сильными скулами
и запивать холодным кефиром.
Так можно продолжать вечно.
Но могут ли Хранители постоянно вспоминать земную жизнь?
Не помешает ли это их основной работе?
— Нет, не помешает. Тот, кто помнит, как приятно погладить собаку
или дремать на скошенной траве в жаркий полдень,
никогда не сделает зла.
— Да, Селмилор. Верно.
Тот, кто помнит:
— как тяжело сдержать слёзы от тёплого слова,
— как пахнет скошенная трава,
— как дрожит кожа от первого глотка утреннего воздуха,
— как страшно быть отвергнутым
и как много значит простое «я рядом»…
тот никогда не сломает чужую душу.
Он остановится. Он вспомнит. И он сохранит.
И да — пусть в Академии,
в личных капсулах обращённых,
хранится этот файл.
Этот кусочек реальности.
Как настольная записка с гравировкой:
«Тот, кто помнит — не разрушит.
Тот, кто любил — не предаст.
А если вдруг забудет —
пусть откроет это… и снова вспомнит,
зачем пришёл сюда.»
— Сариэль, — сказал Селмилор, — ты создал им сердце.
Память — это их якорь доброты.
И я сделаю запись в Летописи.
Они прошли трудный путь на Земле.
Многому придётся забыть, многому — научиться.
Научиться смотреть на вещи по-новому.
Но что им забрать из той жизни?
— Что думаешь, Селмилор?
— Я беседовал с людьми, — ответил летописец. — У них много воспоминаний о самых простых удовольствиях.
Они настолько просты и чисты, что от них идёт сила.
— Да, да. Люди в простом видят вечность.
Оставлю-ка я обращённым ангелам воспоминания о земных удовольствиях. Настоящих.
Как откусить хрустящую булку.
Лежать на спине, глядя в бездонное звёздное небо.
Гладить собаку.
Ехать на мотоцикле, восхищаясь свободой парения.
Сидеть у кромки моря и слушать прибой.
Закутаться морозным вечером в тёплый плед и глотнуть душистого чаю.
Идти ранним утром по просыпающемуся городу,
видеть, как открываются первые магазинчики,
как моют дорожки и выставляют стулья у кафе.
А потом поймать первый луч наступающего дня
и с размаху окунуться в тихое, прозрачное море.
Пусть помнят, как это — услышать:
— Спасибо, пап…
И пусть помнят, как это — писать обо всём этом,
чувствуя, как глаза наполняются слезами.
Пусть помнят, как это — утром в тумане встать на край поля,
протереть пучком росистой травы полотно косы
и первым широким взмахом от плеча начать мерный покос.
Раз за разом, забирая узенькую полоску сочных стеблей,
двигаться мелкими шагами вперёд,
оставляя за собой ровный валок скошенной травы.
А её запах!..
А потом — жаркий полдень,
сесть в тени и… да — откусить душистый хлеб,
разжёвывать его сильными скулами
и запивать холодным кефиром.
Так можно продолжать вечно.
Но могут ли Хранители постоянно вспоминать земную жизнь?
Не помешает ли это их основной работе?
— Нет, не помешает. Тот, кто помнит, как приятно погладить собаку
или дремать на скошенной траве в жаркий полдень,
никогда не сделает зла.
— Да, Селмилор. Верно.
Тот, кто помнит:
— как тяжело сдержать слёзы от тёплого слова,
— как пахнет скошенная трава,
— как дрожит кожа от первого глотка утреннего воздуха,
— как страшно быть отвергнутым
и как много значит простое «я рядом»…
тот никогда не сломает чужую душу.
Он остановится. Он вспомнит. И он сохранит.
И да — пусть в Академии,
в личных капсулах обращённых,
хранится этот файл.
Этот кусочек реальности.
Как настольная записка с гравировкой:
«Тот, кто помнит — не разрушит.
Тот, кто любил — не предаст.
А если вдруг забудет —
пусть откроет это… и снова вспомнит,
зачем пришёл сюда.»
— Сариэль, — сказал Селмилор, — ты создал им сердце.
Память — это их якорь доброты.
И я сделаю запись в Летописи.
Хроники Тависа.
Часть пятая
Последний день
(Небо не так далеко, как ты думаешь)
Не сказать, что сегодня подходящий день. А что, для этого может быть подходящий?
Хм, сам себе удивляюсь. День как день. Сейчас пасмурно, моросит мелкий дождь и ветер. Ничего не добавляет сил. Чистенькая комнатка в пансионате. Пахнет чистотой и лекарствами. Всегда свежая пижама. Сегодня нет посещений, только персонал. Они — прекрасные, добрые люди. Каждый день приходят и делают свою тяжёлую работу.
Всё-таки пойду на террасу, надену плащ и немного посижу под навесом. Не хочу ничего вспоминать.
Свежо и зябко. Присяду на этот пластиковый стул.
Красивый вид — он хорош в любую погоду. Да и погода хороша всегда. Я видел этот вид множество раз.
Усталость вдавливает меня в кресло, хорошо, что есть подлокотники — так я не упаду. Не сразу заметят… ну и ладно. Я хочу быть один.
Фонарь в ночи, зима и узкая тропинка…
Папа с гитарой за новогодним столом — весёлый и захмелевший.
Мама лепит пирожки…
Рассвет над речкой…
Небо под куполом…
Глаза… поцелуй… Солнце в затылок…
Мальчишки бегут по берегу моря…
Счастливые глаза…
— Дай пять!…
Море, солнце, горы…
Темнеет.
Нет — это глаза закрываются. Спать?.. Плечи совсем ссутулились, но я не могу распрямиться для вдоха, я даже не понимаю, как вдохнуть.
Темно и давит голову, боль нарастает… Глоток кислорода мог бы всё исправить, но его нет.
Темно и больно. Больно. И нет сил вдохнуть.
Теперь осталась только тьма.
И боль.
Боль.
Боль…
Боль…
Свет!!!
Я аж прищурился.
Этот вид — совсем другой. Вроде тоже облака, но всё залито светом. Я смотрю по сторонам…
Смотрю? Тут кто-то есть.
— Я смотрю?
— Да, ты смотришь. И уже ничего не болит.
— Да… Я тебя не знаю, но не могу назвать тебя чужим.
— Я с тобой очень давно. Но мы не виделись. Теперь мы вместе. Я провожу тебя в наш мир.
— А?..
— Да. Уже всё случилось.
— Вон, видишь? Люди заносят тебя. Вот вышли с прахом… А вот сейчас — ты стал ветром.
— Над морем. Как я хотел… Наверное, надо загрустить и заплакать, но мне совершенно не хочется. Напротив — я испытываю лёгкость и радость.
— Да, это так. Поэтому тебе предложат новую жизнь.
— Ещё?..
— Нет, не там. Здесь — в Небесном мире. Люди называют его Царствием Небесным.
— Я не знаю, что ты можешь предложить.
— Ты прожил прекрасную жизнь. Я — и многие здесь — следили за тобой. Мы хотим, чтобы ты стал Хранителем.
— Но это потребует много сил, знаний, умений… А я совсем под конец ослаб.
— Смотри!
Мы медленно поднимались к облакам, которые расступались перед нами и впускали в бескрайний простор.
Но не как на самолёте — не безграничная голубая бесконечность, а скорее облачный мир — со своими домами, улицами, садами и реками.
Мы опустились на одну из лужаек.
— Вот.
Я взглянул в зеркало фонтана.
— Ух!
— И я о том же.
На меня смотрел молодой я — времён моей курсантской юности.
— У тебя много сил. Даже больше, чем было. Когда придёт время, мы дадим тебе знания и научим, что делать.
А ты примешь опеку над душой. Ты отлично справишься.
— Да… Я могу… Начнём!
Не сказать, что сегодня подходящий день. А что, для этого может быть подходящий?
Хм, сам себе удивляюсь. День как день. Сейчас пасмурно, моросит мелкий дождь и ветер. Ничего не добавляет сил. Чистенькая комнатка в пансионате. Пахнет чистотой и лекарствами. Всегда свежая пижама. Сегодня нет посещений, только персонал. Они — прекрасные, добрые люди. Каждый день приходят и делают свою тяжёлую работу.
Всё-таки пойду на террасу, надену плащ и немного посижу под навесом. Не хочу ничего вспоминать.
Свежо и зябко. Присяду на этот пластиковый стул.
Красивый вид — он хорош в любую погоду. Да и погода хороша всегда. Я видел этот вид множество раз.
Усталость вдавливает меня в кресло, хорошо, что есть подлокотники — так я не упаду. Не сразу заметят… ну и ладно. Я хочу быть один.
Фонарь в ночи, зима и узкая тропинка…
Папа с гитарой за новогодним столом — весёлый и захмелевший.
Мама лепит пирожки…
Рассвет над речкой…
Небо под куполом…
Глаза… поцелуй… Солнце в затылок…
Мальчишки бегут по берегу моря…
Счастливые глаза…
— Дай пять!…
Море, солнце, горы…
Темнеет.
Нет — это глаза закрываются. Спать?.. Плечи совсем ссутулились, но я не могу распрямиться для вдоха, я даже не понимаю, как вдохнуть.
Темно и давит голову, боль нарастает… Глоток кислорода мог бы всё исправить, но его нет.
Темно и больно. Больно. И нет сил вдохнуть.
Теперь осталась только тьма.
И боль.
Боль.
Боль…
Боль…
Свет!!!
Я аж прищурился.
Этот вид — совсем другой. Вроде тоже облака, но всё залито светом. Я смотрю по сторонам…
Смотрю? Тут кто-то есть.
— Я смотрю?
— Да, ты смотришь. И уже ничего не болит.
— Да… Я тебя не знаю, но не могу назвать тебя чужим.
— Я с тобой очень давно. Но мы не виделись. Теперь мы вместе. Я провожу тебя в наш мир.
— А?..
— Да. Уже всё случилось.
— Вон, видишь? Люди заносят тебя. Вот вышли с прахом… А вот сейчас — ты стал ветром.
— Над морем. Как я хотел… Наверное, надо загрустить и заплакать, но мне совершенно не хочется. Напротив — я испытываю лёгкость и радость.
— Да, это так. Поэтому тебе предложат новую жизнь.
— Ещё?..
— Нет, не там. Здесь — в Небесном мире. Люди называют его Царствием Небесным.
— Я не знаю, что ты можешь предложить.
— Ты прожил прекрасную жизнь. Я — и многие здесь — следили за тобой. Мы хотим, чтобы ты стал Хранителем.
— Но это потребует много сил, знаний, умений… А я совсем под конец ослаб.
— Смотри!
Мы медленно поднимались к облакам, которые расступались перед нами и впускали в бескрайний простор.
Но не как на самолёте — не безграничная голубая бесконечность, а скорее облачный мир — со своими домами, улицами, садами и реками.
Мы опустились на одну из лужаек.
— Вот.
Я взглянул в зеркало фонтана.
— Ух!
— И я о том же.
На меня смотрел молодой я — времён моей курсантской юности.
— У тебя много сил. Даже больше, чем было. Когда придёт время, мы дадим тебе знания и научим, что делать.
А ты примешь опеку над душой. Ты отлично справишься.
— Да… Я могу… Начнём!
Разговор двух разных
— Скажи, Тавис… — Сариэль присел на камень у кромки берега. Волны тихо набегали, солнце клонилось к закату.
— О чём думают люди, когда просто идут по улице или смотрят в окно?
— В разное время — о разном, — улыбнулся Тавис. — Бывает — о заботах. Бывает, тревога сама вьётся, накручивается. Часто — о близких. Почему всё так, что делать, как быть дальше… Обычные мысли.
— Обычные… — Сариэль повторил слово с осторожностью, будто пробовал его на вкус. — А ты умеешь не думать?
— Да, — кивнул Тавис. — Самые живые моменты — когда просто смотришь. Вот море. Вот гора. Листья, трава. Луна. Свет… Кстати, я как-то написал про свет.
Он достал из внутреннего кармана сложенный листок и прочёл. Голос звучал мягко, но с внутренним огнём. Сариэль слушал внимательно, не перебивая.
— …Свет огня Прометея и свет горящего сердца Данко. Светлая полоса от самолёта в небе и светлая полоса в жизни… Такой разный свет. А какой свет у тебя сейчас?
Сариэль замолчал. На лице его — почти человеческая задумчивость.
— Удивительно. Люди не просто чувствуют — они умеют находить образ, в простом видеть… вечность.
Скажи, Тавис… когда ты пишешь — ты объясняешь себе, что внутри? Или говоришь это другим?
— И то, и другое, — ответил Тавис. — Иногда мне кажется, я и сам не знаю, что у меня внутри, пока не начну писать. Это как рисовать карандашом: сначала просто линии, потом — форма, а потом вдруг — лицо. Живое. Чьё-то. Мою душу я рисую словами. Себе. И тем, кто, может быть, тоже ищет свет.
— А если не с кем говорить?
— Тогда я пишу. Так мне однажды посоветовали. Письмо, которое не нужно отправлять. Вот, например, список желаний. Детский. Но я написал его уже взрослым.
Он развернул ещё один лист и начал читать:
Когда я стану взрослым, я…
— Смогу смотреть телек сколько угодно. Никто не скажет, что пора в кровать.
— Буду спать, сколько захочу.
— Пойду гулять, куда захочу.
— Все деньги будут мои, и я буду тратить их, как захочу.
— Буду есть, что захочу.
— Я буду встречаться с кем захочу.
— Я буду жить, где захочу.
— Разрисую обои.
— Заведу щенка, кошку и черепашку.
— Полечу на Марс и построю там город.
— Придумаю экскаватор, чтобы выкопать каналы и наполнить водой пустыни.
— Сделаю так, чтобы самолёты не падали, а корабли не тонули.
— Или нет… Я буду врачом и придумаю лекарство от старости — чтобы бабушка с дедушкой и мама с папой были всегда…
Сариэль кивнул. На его лице появилась тихая печаль — странная, небесная, как будто он знал цену таким письмам.
— Получилось, Тавис?
— Ну… — он глубоко вдохнул. — Почти.
— Ты стал мне ближе, Тавис. Теперь я чуть лучше понимаю… что значит быть «обычными людьми».
— А ты, Сариэль… — Тавис посмотрел ему прямо в глаза. — Что для тебя значит быть ангелом?
Тишина. Солнце уже коснулось горизонта и начинало расплываться в водной ряби, теряя своё огненное золото, превращаясь в бордовый жар остывающей стали.
И только через минуту Сариэль ответил:
— Это значит… быть рядом. Даже когда тебя не зовут. Любить — даже если в тебя летят проклятия. Не осуждать за ошибки и принимать любой выбор.
А ещё… тихо смотреть, как от тебя уходят — и надеяться на встречу.
— Уходят?.. Разве можно уйти от ангела?
— Нет, конечно. Мы всё равно рядом. Просто почти ничем не можем помочь, когда в нас не верят.
— Но мы ведь можем просить Всесильного. И обратиться к другим, если нужно?
— Да, можем. У тебя есть какое-то дело?
— Есть!
Тавис вдохнул глубже и начал рассказывать. Он говорил о запутавшейся душе, о её прошлом, о боли, которую она несёт, и о том, как можно вернуть её к свету.
Он излагал всё чётко и последовательно: словно архитектор строил мост между мирами.
Сариэль слушал внимательно, кивая.
— Хм… Очень толково. Должно получиться.
— Я уже обращался к Всесильному. Он принял мои предложения.
— А что я могу для тебя сделать?
Тавис наклонился к его уху и что-то прошептал. Слов было не разобрать — только одна фраза донеслась до берега:
— Попроси сделать новые стёкла… чтобы в них отразилась судьба.
— А что будет со старыми?
— Астрена их разобьёт.
Они переглянулись — и вдруг громко рассмеялись, представив себе всё это: и стёкла, и Астрену, и отражённую судьбу.
— Да ты прямо художник, Тавис! С тобой не соскучишься — как говорят люди.
— Да уж… у нас, у ангелов, не скучная работа.
И под их громкий смех море погасило последний луч уходящего дня.
— О чём думают люди, когда просто идут по улице или смотрят в окно?
— В разное время — о разном, — улыбнулся Тавис. — Бывает — о заботах. Бывает, тревога сама вьётся, накручивается. Часто — о близких. Почему всё так, что делать, как быть дальше… Обычные мысли.
— Обычные… — Сариэль повторил слово с осторожностью, будто пробовал его на вкус. — А ты умеешь не думать?
— Да, — кивнул Тавис. — Самые живые моменты — когда просто смотришь. Вот море. Вот гора. Листья, трава. Луна. Свет… Кстати, я как-то написал про свет.
Он достал из внутреннего кармана сложенный листок и прочёл. Голос звучал мягко, но с внутренним огнём. Сариэль слушал внимательно, не перебивая.
— …Свет огня Прометея и свет горящего сердца Данко. Светлая полоса от самолёта в небе и светлая полоса в жизни… Такой разный свет. А какой свет у тебя сейчас?
Сариэль замолчал. На лице его — почти человеческая задумчивость.
— Удивительно. Люди не просто чувствуют — они умеют находить образ, в простом видеть… вечность.
Скажи, Тавис… когда ты пишешь — ты объясняешь себе, что внутри? Или говоришь это другим?
— И то, и другое, — ответил Тавис. — Иногда мне кажется, я и сам не знаю, что у меня внутри, пока не начну писать. Это как рисовать карандашом: сначала просто линии, потом — форма, а потом вдруг — лицо. Живое. Чьё-то. Мою душу я рисую словами. Себе. И тем, кто, может быть, тоже ищет свет.
— А если не с кем говорить?
— Тогда я пишу. Так мне однажды посоветовали. Письмо, которое не нужно отправлять. Вот, например, список желаний. Детский. Но я написал его уже взрослым.
Он развернул ещё один лист и начал читать:
Когда я стану взрослым, я…
— Смогу смотреть телек сколько угодно. Никто не скажет, что пора в кровать.
— Буду спать, сколько захочу.
— Пойду гулять, куда захочу.
— Все деньги будут мои, и я буду тратить их, как захочу.
— Буду есть, что захочу.
— Я буду встречаться с кем захочу.
— Я буду жить, где захочу.
— Разрисую обои.
— Заведу щенка, кошку и черепашку.
— Полечу на Марс и построю там город.
— Придумаю экскаватор, чтобы выкопать каналы и наполнить водой пустыни.
— Сделаю так, чтобы самолёты не падали, а корабли не тонули.
— Или нет… Я буду врачом и придумаю лекарство от старости — чтобы бабушка с дедушкой и мама с папой были всегда…
Сариэль кивнул. На его лице появилась тихая печаль — странная, небесная, как будто он знал цену таким письмам.
— Получилось, Тавис?
— Ну… — он глубоко вдохнул. — Почти.
— Ты стал мне ближе, Тавис. Теперь я чуть лучше понимаю… что значит быть «обычными людьми».
— А ты, Сариэль… — Тавис посмотрел ему прямо в глаза. — Что для тебя значит быть ангелом?
Тишина. Солнце уже коснулось горизонта и начинало расплываться в водной ряби, теряя своё огненное золото, превращаясь в бордовый жар остывающей стали.
И только через минуту Сариэль ответил:
— Это значит… быть рядом. Даже когда тебя не зовут. Любить — даже если в тебя летят проклятия. Не осуждать за ошибки и принимать любой выбор.
А ещё… тихо смотреть, как от тебя уходят — и надеяться на встречу.
— Уходят?.. Разве можно уйти от ангела?
— Нет, конечно. Мы всё равно рядом. Просто почти ничем не можем помочь, когда в нас не верят.
— Но мы ведь можем просить Всесильного. И обратиться к другим, если нужно?
— Да, можем. У тебя есть какое-то дело?
— Есть!
Тавис вдохнул глубже и начал рассказывать. Он говорил о запутавшейся душе, о её прошлом, о боли, которую она несёт, и о том, как можно вернуть её к свету.
Он излагал всё чётко и последовательно: словно архитектор строил мост между мирами.
Сариэль слушал внимательно, кивая.
— Хм… Очень толково. Должно получиться.
— Я уже обращался к Всесильному. Он принял мои предложения.
— А что я могу для тебя сделать?
Тавис наклонился к его уху и что-то прошептал. Слов было не разобрать — только одна фраза донеслась до берега:
— Попроси сделать новые стёкла… чтобы в них отразилась судьба.
— А что будет со старыми?
— Астрена их разобьёт.
Они переглянулись — и вдруг громко рассмеялись, представив себе всё это: и стёкла, и Астрену, и отражённую судьбу.
— Да ты прямо художник, Тавис! С тобой не соскучишься — как говорят люди.
— Да уж… у нас, у ангелов, не скучная работа.
И под их громкий смех море погасило последний луч уходящего дня.
Просто сделай
Он просыпается рано утром и глядит в серый потолок. Один на широкой постели. Лежит и смотрит, думая, зачем вставать. Её нет уже пять лет, а он по-прежнему застилает на ночь кровать для двоих. Лежит и смотрит вверх. Никто не прижимается к груди, не щекочет длинными спутанными волосами, не гладит плечо, не теребит густые седые волосы на груди. Подушка не смята.
Они прожили вместе больше полувека, а как будто один день. С первого дня их скрепила неразрывная связь. Она была частью его, а он — её. Он не помнил, чтобы делили домашние заботы — каждый мог всё делать сам. Он никогда не мог представить себя с другой. Только она.
Их дети выросли в любви и заботе. Быт был скромным, но у них было всё: любовь, понимание… Да что говорить — это было настоящее счастье. Если бы кто спросил, как выглядит счастливая пара, они были бы воплощением этого ответа.
Он с болью наблюдал, как она угасает. Как вянет её красота, как она устаёт. Смотрит на него печальными глазами, понимая, что всё решено, и виновато улыбается, словно извиняясь, что ничего не может изменить.
А ему каждый день нужно ехать на своей старенькой Vespa в кафе на берегу моря. Приводит в порядок маленький зал, расставляет стулья, протирает окна, впуская свет. Всё делал сам — чинил мебель и нехитрую технику. И знаете, у него всё было в полном порядке.
Начиная с первого дня, как они открыли кафе. Тогда, собрав небольшой капитал, купили старое фотоателье — никто туда уже не заходил. Сами сделали ремонт, расставили мебель, придумали меню.
С тех пор изо дня в день приезжали на своём крохотном скутере и с любовью открывали двери новому дню. Дела шли ровно — без особых взлётов и провалов.
В таких местах всегда найдётся спрос на тихое местечко с видом на море, удобной стоянкой и, главное — отличным кофе и нежными хрустящими круассанами. Всевозможные булочки, маффины и пирожки с начинками разлетались ещё до обеда.
Когда она совсем слегла… Он помнил этот день. Уже собрался, зашёл в комнату —
— Я не могу…
Слёзы катились по её щекам.
— Мне так больно. Я не поеду с тобой.
Он опустился на колени, взял её ладони, поцеловал.
— Оставайся, дорогая. Я управлюсь.
Она взяла его лицо в слабые руки, поцеловала, как всегда, и обняла, прижавшись к мокрой от слёз щеке.
— Я не сомневаюсь.
Конечно, после этого она уже не могла помогать в кафе. Надо было срочно искать помощника — и на кухню, и в зал. Удивительно, но первой пришедшей была девочка после колледжа — и сразу согласилась остаться.
Он знал её семью: отец — рыбак, мать — горничная в домах богатых туристов. Дочка знала всё про порядок, научилась готовить у матери, а та славилась своей кухней и безупречным сервисом.
Одним словом, дело не встало. Но его это мало радовало — она сгорала на глазах.
Он перевёз её в пансионат с хорошим уходом. Но ненадолго.
Тёплым солнечным утром он вошёл в кафе. Первое, что увидел — глаза рыбацкой дочки. Она стояла с телефоном у уха и смотрела на него с таким сочувствием, что он всё понял. Сел на стул и заплакал.
Как она просила, прах развеяли со скалы над морем.
Пять лет — полных тишины и утренней грусти. Несмятая подушка…
Он встал, умылся, заправил постель, позавтракал на скорую руку. Завёл скутер и, тарахтя, покатил на работу.
Вот крутой вираж.
— Куда ты прёшь!.. — мелькнуло в голове, когда лакированный спорткар с ревом дрифтанул на повороте.
Он выжал тормоз, потерял равновесие и упал вниз — на нижний уровень серпантина.
Скутер накрыл его щуплое тело, больно стукнув по ногам и придавив к земле. Всё бы ничего, но из бака начал вытекать бензин, ручеёк подбирался к выпавшему из его же зубов окурку.
— Ну вот, дорогая… Скоро свидимся, — сказал он вслух.
— Не сегодня.
Байкер. Здоровый, как шкаф. Схватил скутер, приподнял:
— Давай, поворачивайся. Вот, упрись руками. Давай-давай-давай!
Он почувствовал свободу и ловко выскочил из западни. Байкер подхватил его и оттащил на обочину. Только тогда вспыхнул огонь.
Он заплакал. От досады, что скутера больше нет. А ещё больше — что он не увидит её.
— Увидитесь. Но не сегодня. И не скоро. Давай, соберись.
— Да как соберись — видишь, оно как!
— Купишь новый. А сейчас — я тебя отвезу. Руки, ноги — целы.
Огромный Harley злобно рыкнул на догорающий скутер, выбросил струю пыли из-под колеса и повёз их дальше по серпантину.
Вот и кафе.
— Спасибо тебе, дружище. Спас ты меня!
— Да чего уж. Не раскисай.
— Чем тебе отплатить? Может, кофе?.. Хотя что это я — заходи, сейчас королевский обед организую!
— Добрый ты человек. Но лучше приготовь новые стёкла в двери.
Недоумение. Его глаза и весь вид говорили об этом.
— Стёкла?
— Да. А то эти совсем у тебя мутные. Не отмоешь. А новые — прозрачные. Солнце будет через них лучиться. Да и меня вспомнишь добрым словом. Твоя любовь и память об ушедшей подруге навсегда сохранит их сияние.
Странно — сейчас на него смотрел не грозный байкер, а интеллигентный мужчина. Гладко выбритый. А под кожаной косухой — идеальная белая рубашка и дорогой галстук.
— Как ты всё ладно сказал… Сделаю, конечно. Кофе хотя бы выпей.
— В другой раз. Тороплюсь.
— А как тебя зовут? Я хоть свечку поставлю в нашей церкви.
— Сариэль.
(Пауза.)
— А стёкла?.. Просто сделай, как я прошу.
Мотор взревел, и случайный знакомый скрылся за облаком пыли.
— Ишь какое дело… — пробормотал старик, морщась от воспоминаний и глядя на лёгкое перышко в натруженной ладони.
— Сариэль… Откуда я его помню?
Пойду стекла приготовлю.
Новички
Хранить - это дело почетное тоже!
Удачу нести на крыле таким,
Как мы были с Сережей
И в воздухе, и на земле
(В. Высоцкий «Их восемь, нас двое»)
Мы были отличными парнями. Одной большой семьёй смелых и преданных своему делу людей.
Всё началось жарким летом, когда солнце, забравшись в зенит, жарило пойму большой реки. От тепла и влаги рождались несметные полчища комаров, способные выпить всю кровь из молоденьких мальчишек, приехавших поступать в учебный центр. Мы ещё не вступили в ряды курсантов, но уже полностью погрузились в суровый воинский быт: ранние подъёмы, пробежки, дежурства и наряды. А ещё — подготовки, консультации и экзамены. Мы старались изо всех сил, радовались успехам и грустили из-за неудач своих товарищей, которые со слезами уезжали из центра в кузове грузовика по пыльному просёлку.
И вот — последние результаты. Мы считаем баллы и гадаем, насколько нам их хватит. Зачисление. Наши колени, руки и голоса предательски дрожат при виде приёмной комиссии. Мы не слышим вопросов и путаем ответы. Но услышав заветное: «Принят в десант», — мы выходим и с радостным криком бросаемся в объятия уже зачисленных.
Утренний катер перед рассветом увезёт нас в маленький живописный город с богатой историей. Учебка даст нам всё — ну или почти всё — чтобы выжить и выполнить задачу.
Мы свято верили в Бога, своих командиров и ангелов, которые вытаскивали нас из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. Практически никто не мог нам противостоять. И да, мы могли почти всё: спуститься с неба, всплыть из глубины, возникнуть из темноты.
Но… сейчас нас ждали.
Может, хруст ветки, может, предательский донос — теперь это не важно. После крика рухнувшего командира стало ясно: засада. Открытый шквальный огонь во все стороны, конечно, достигал своей цели. То и дело мелькавшие в кустах тени замирали навсегда. Но и наши силы редели.
Мы были отличными парнями. Непобедимой командой. Но через десять минут наш последний боец затих навсегда.
И вот мы смотрим на наши разбросанные по лужайке тела, поднимаясь выше и выше. О нас позаботятся. Нас подберут, предадут земле. Молитвы и слёзы будут провожать нас. А может, и нет — уже неважно. Нас прежних уже нет…
Мы стоим перед облачными вратами, готовясь — спокойно, но и молча — встретить всё, что принесёт новый мир.
Двое вышли навстречу:
— Я Сариэль. Приветствую вас в нашем Мире. Вы — в Академии Новых Хранителей. Экзаменов не будет — вы приняты. Мы научим вас новым знаниям и умениям опеки над земными душами.
— Я Тавис, ваш проводник в мире ангелов. Приветствую вас. Если вы согласны, мы вместе начнём новую вахту — на этот раз за душами других…
Это было как первый вдох под открытым небом, где нет боли — только свет и смысл.
Наши крылья расправились, лёгкий трепет сменился уверенностью.
— Приветствуем. Мы готовы.
Мы снова — новички.
Но теперь — курсанты света. Стражи. Хранители.
Удачу нести на крыле таким,
Как мы были с Сережей
И в воздухе, и на земле
(В. Высоцкий «Их восемь, нас двое»)
Мы были отличными парнями. Одной большой семьёй смелых и преданных своему делу людей.
Всё началось жарким летом, когда солнце, забравшись в зенит, жарило пойму большой реки. От тепла и влаги рождались несметные полчища комаров, способные выпить всю кровь из молоденьких мальчишек, приехавших поступать в учебный центр. Мы ещё не вступили в ряды курсантов, но уже полностью погрузились в суровый воинский быт: ранние подъёмы, пробежки, дежурства и наряды. А ещё — подготовки, консультации и экзамены. Мы старались изо всех сил, радовались успехам и грустили из-за неудач своих товарищей, которые со слезами уезжали из центра в кузове грузовика по пыльному просёлку.
И вот — последние результаты. Мы считаем баллы и гадаем, насколько нам их хватит. Зачисление. Наши колени, руки и голоса предательски дрожат при виде приёмной комиссии. Мы не слышим вопросов и путаем ответы. Но услышав заветное: «Принят в десант», — мы выходим и с радостным криком бросаемся в объятия уже зачисленных.
Утренний катер перед рассветом увезёт нас в маленький живописный город с богатой историей. Учебка даст нам всё — ну или почти всё — чтобы выжить и выполнить задачу.
Мы свято верили в Бога, своих командиров и ангелов, которые вытаскивали нас из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. Практически никто не мог нам противостоять. И да, мы могли почти всё: спуститься с неба, всплыть из глубины, возникнуть из темноты.
Но… сейчас нас ждали.
Может, хруст ветки, может, предательский донос — теперь это не важно. После крика рухнувшего командира стало ясно: засада. Открытый шквальный огонь во все стороны, конечно, достигал своей цели. То и дело мелькавшие в кустах тени замирали навсегда. Но и наши силы редели.
Мы были отличными парнями. Непобедимой командой. Но через десять минут наш последний боец затих навсегда.
И вот мы смотрим на наши разбросанные по лужайке тела, поднимаясь выше и выше. О нас позаботятся. Нас подберут, предадут земле. Молитвы и слёзы будут провожать нас. А может, и нет — уже неважно. Нас прежних уже нет…
Мы стоим перед облачными вратами, готовясь — спокойно, но и молча — встретить всё, что принесёт новый мир.
Двое вышли навстречу:
— Я Сариэль. Приветствую вас в нашем Мире. Вы — в Академии Новых Хранителей. Экзаменов не будет — вы приняты. Мы научим вас новым знаниям и умениям опеки над земными душами.
— Я Тавис, ваш проводник в мире ангелов. Приветствую вас. Если вы согласны, мы вместе начнём новую вахту — на этот раз за душами других…
Это было как первый вдох под открытым небом, где нет боли — только свет и смысл.
Наши крылья расправились, лёгкий трепет сменился уверенностью.
— Приветствуем. Мы готовы.
Мы снова — новички.
Но теперь — курсанты света. Стражи. Хранители.
Элиам
Никто не может подменить истину.
Новички сидели в просторном классе, как школьники за партой.
Сегодня — урок о различении света. Это было записано Селмилором в Летописи Мира.
Зачем это? Почему так важно знать отличия? И главное — как противостоять ложному свету?
На все эти вопросы предстояло ответить Ему.
Он был непререкаем в среде Хранителей, членом Коллегии Решений. Его слово ставило точку в дискуссии о правде и лжи.
Суровый, немного угрюмый Ангел. Пронзительный, беспристрастный взгляд из-под тяжёлых нависших бровей не давал никаких шансов солгать.
А нос с горбинкой и жёсткая чёрная щетина придавали его образу неумолимость — готовность идти до конца, биться за свет и правду, не замечая трудностей и боли.
— Я — Элиам.
Я научу вас отличать свет от тени,
не принимать фальши
и видеть сердцем, не отворачиваясь.
Был свет. Люди шли к нему ровными рядами, нескончаемым потоком одинаковой человеческой массы.
Похожие одежды, похожие причёски — они говорили одинаковые слова, приветствовали новых участников одними и теми же жестами.
Всё было подчинено этому внешнему равенству.
Все принимали это как должное — так им сказали.
Сказали, что только так можно выйти к свету, что только строй и единомыслие продвинут их вперёд.
Но не было огня в их сердцах.
Попавшие на свет не чувствовали ни его тепла, ни радости — потому что это был просто свет: холодный и бездушный.
Души разрывались от боли и разочарования — всё оказалось напрасным.
А их кумир говорил, что так и должно быть: боль и страдание — это цена света.
Никто не противился ему: он ведь вывел их из тьмы ради счастья будущих поколений.
Но каждое новое поколение, выходя на свет, испытывало то же, что и прежние.
Не было конца этому бессмысленному движению из тьмы к боли.
Всех объединял страх, что по-другому нельзя:
— Мы здесь, потому что так надо. Мы избраны.
— Наш кумир знает, что делать. Мы стерпим. Он подскажет.
— Мы лучшие? — Да!
— Мы хотим света? — Да!
— Мы терпим? — Да!
— Мы — истина? — Да!
— НЕТ, — Элиам обвёл притихших новичков взглядом. И продолжил:
Не в этом сила.
Различия дополняют вас, а не делают вас слабыми.
Боль — не признак счастья.
Пустые слова — не поступки.
Главное — не свет. Главное — вера.
Вера в себя — главный дар Бога.
Вы разные — потому и должны дополнять друг друга,
а не повторять ошибки предшественников.
Ваша вера — не меч. Она не губит тех, кто не согласен.
Она принимает их волю.
Услышьте голос своего сердца — только оно говорит об истинных желаниях, а не слова кумира.
Нет избранных! Бог любит всех.
Он примет тех, кто верит,
но и не оставит тех, кто ещё не пришёл.
Он оставит Своих слуг ждать возвращающихся из тьмы.
Он остановился. Поднятая рука привлекла его внимание.
— Я готов выслушать вопрос.
— Я — Невиан.
Почему небеса призвали нас, земных, в служение Хранителями?
— Спасибо за вопрос.
Твоё имя происходит от neve — «снег» и vita — «жизнь».
Очищенный жизнью.
Тот, кто был в этом мире,
кто искал, ошибался, терял —
теперь может быть тем, кто поможет различить.
Он не судит. Он встаёт рядом —
в тот момент, когда душа говорит:
— Я не знаю, куда идти. Но я не хочу потерять себя.
И тогда звучит тихий ответ:
— Ты уже идёшь.
Я рядом.
И пока ты выбираешь — я буду с тобой.
— Да, — сказал Невиан.
— Да, — повторил шёпотом притихший класс.
— Хранителям предстоит много работы.
Ваш опыт и наши знания дадут надёжную опору людям в момент сомнения — в собственных силах и силах небес.
Спасибо. На сегодня — всё. Вы свободны.
Сегодня — урок о различении света. Это было записано Селмилором в Летописи Мира.
Зачем это? Почему так важно знать отличия? И главное — как противостоять ложному свету?
На все эти вопросы предстояло ответить Ему.
Он был непререкаем в среде Хранителей, членом Коллегии Решений. Его слово ставило точку в дискуссии о правде и лжи.
Суровый, немного угрюмый Ангел. Пронзительный, беспристрастный взгляд из-под тяжёлых нависших бровей не давал никаких шансов солгать.
А нос с горбинкой и жёсткая чёрная щетина придавали его образу неумолимость — готовность идти до конца, биться за свет и правду, не замечая трудностей и боли.
— Я — Элиам.
Я научу вас отличать свет от тени,
не принимать фальши
и видеть сердцем, не отворачиваясь.
Был свет. Люди шли к нему ровными рядами, нескончаемым потоком одинаковой человеческой массы.
Похожие одежды, похожие причёски — они говорили одинаковые слова, приветствовали новых участников одними и теми же жестами.
Всё было подчинено этому внешнему равенству.
Все принимали это как должное — так им сказали.
Сказали, что только так можно выйти к свету, что только строй и единомыслие продвинут их вперёд.
Но не было огня в их сердцах.
Попавшие на свет не чувствовали ни его тепла, ни радости — потому что это был просто свет: холодный и бездушный.
Души разрывались от боли и разочарования — всё оказалось напрасным.
А их кумир говорил, что так и должно быть: боль и страдание — это цена света.
Никто не противился ему: он ведь вывел их из тьмы ради счастья будущих поколений.
Но каждое новое поколение, выходя на свет, испытывало то же, что и прежние.
Не было конца этому бессмысленному движению из тьмы к боли.
Всех объединял страх, что по-другому нельзя:
— Мы здесь, потому что так надо. Мы избраны.
— Наш кумир знает, что делать. Мы стерпим. Он подскажет.
— Мы лучшие? — Да!
— Мы хотим света? — Да!
— Мы терпим? — Да!
— Мы — истина? — Да!
— НЕТ, — Элиам обвёл притихших новичков взглядом. И продолжил:
Не в этом сила.
Различия дополняют вас, а не делают вас слабыми.
Боль — не признак счастья.
Пустые слова — не поступки.
Главное — не свет. Главное — вера.
Вера в себя — главный дар Бога.
Вы разные — потому и должны дополнять друг друга,
а не повторять ошибки предшественников.
Ваша вера — не меч. Она не губит тех, кто не согласен.
Она принимает их волю.
Услышьте голос своего сердца — только оно говорит об истинных желаниях, а не слова кумира.
Нет избранных! Бог любит всех.
Он примет тех, кто верит,
но и не оставит тех, кто ещё не пришёл.
Он оставит Своих слуг ждать возвращающихся из тьмы.
Он остановился. Поднятая рука привлекла его внимание.
— Я готов выслушать вопрос.
— Я — Невиан.
Почему небеса призвали нас, земных, в служение Хранителями?
— Спасибо за вопрос.
Твоё имя происходит от neve — «снег» и vita — «жизнь».
Очищенный жизнью.
Тот, кто был в этом мире,
кто искал, ошибался, терял —
теперь может быть тем, кто поможет различить.
Он не судит. Он встаёт рядом —
в тот момент, когда душа говорит:
— Я не знаю, куда идти. Но я не хочу потерять себя.
И тогда звучит тихий ответ:
— Ты уже идёшь.
Я рядом.
И пока ты выбираешь — я буду с тобой.
— Да, — сказал Невиан.
— Да, — повторил шёпотом притихший класс.
— Хранителям предстоит много работы.
Ваш опыт и наши знания дадут надёжную опору людям в момент сомнения — в собственных силах и силах небес.
Спасибо. На сегодня — всё. Вы свободны.
Хранитель любви
Она стоит на краю облака и молча смотрит вниз.
Ветер ласково играет её белыми локонами. Голубые глаза полны счастья и грусти одновременно.
Белоснежные крылья сомкнулись за спиной, сложившись в огромное сердце.
Перед ней — бесконечное небо: облака, солнце, луна и звёзды. Как она всё это видит? Она ведь ангел. А ангелы видят всё.
Вот и сейчас — внизу крошечный город возле маленькой бухты. С высоты он кажется игрушечным, но там течёт настоящая жизнь. Люди пекут хлеб, мастерят мебель, строят дома, уходят в море и возвращаются с уловом, прокладывают дороги. Всё идёт своим чередом.
Обычная жизнь.
Никто не поднимает взгляд к облакам. Никто не замечает ангела на их краю.
Хотя… нет. Вон девушка щурится, смотрит в голубую высь. И словно пытается что-то разглядеть.
Увидела! В её глазах радостно вспыхнул свет. Она перекрестилась и беззвучно, одними губами, стала читать «Отче наш».
Как приятно видеть, когда слова возносятся к Богу искренне, с теплом, без тени фальши. Простые, насущные просьбы, которые дают всё необходимое для жизни.
Что же заставило столь юную и привлекательную жительницу обратиться к Богу посреди мирской рутины?
Одно мгновение — и огромные крылья спустили Ангела на землю. Она встала рядом с девушкой, тихо слушая её молитву.
А мысли девушки унеслись в прошлое.
Она перебирала в памяти встречи с другом детства. Ничего особенного: жили по соседству, играли вместе на улице, вместе постигали премудрости земной жизни. Получали знания, время от времени украдкой поглядывали друг на друга.
Они нравились друг другу. Он защищал её от местных задир. Она промывала ему ссадины от уличных проказ и прикладывала холодный платок к синякам после драк за справедливость.
Они выросли. Она стала отлично справляться с хозяйством в доме родителей, а он — постигать секреты рыболовного промысла отца.
Он признавался ей в симпатии: нежно, ласково, с улыбкой в уголках чёрных, как маслины, глаз.
А она… она никак не решалась ответить.
— Что он подумает? Как можно первой сказать о том, что тебя тянет к нему? И что скажут люди?.. Нет. Не сейчас.
И вдруг лёгкое дуновение воздуха и шелест прервали её размышления…
— А, это вы… Спасибо, что вы рядом. Я никак не соберусь с духом. Я люблю его… может, и он меня. Но он молчит. А у нас не принято девушкам первым…
— Ты боишься открыть сердце?
— Да… Вдруг он расскажет другим, засмеётся или уйдёт…
— Тогда он не любит, и ты узнаешь это сразу. А если ответит взаимностью — какая разница, кто сказал первым? Любовь не определяется порядком слов. А людям… людям вовсе не стоит знать подробности вашего секрета.
— И правда. Как же сама я до этого не додумалась. Он такой…
Она мечтательно закрыла глаза. Внутри всё налилось невероятным светом. Она знала и принимала все его оттенки. Она была готова быть рядом и просто слушать, как он говорит. А он — просто подставить плечо в трудную минуту, ничего не прося взамен.
Как это бывало, когда они сидели на лавочке у дома. Или забирались на гору и молча смотрели в огромное чёрное небо, усыпанное искрами звёзд. Так здорово — смотреть в бесконечность и чувствовать, что рядом кто-то так же замер в восхищении.
Она видела, как лодка его отца причаливала к берегу, а он махал ей рукой, кричал «Привет!» и лихо спрыгивал на землю.
Ангел улыбнулась и сказала:
— Я скажу больше. Он тоже любит тебя. Он ждёт ваших встреч. Он обожает запах твоих волос, свет твоих глаз и ласку твоих рук. И тоже мучается сомнениями — сказать или нет. Его держит детский страх. Этот страх не даёт начаться самой прекрасной и светлой части вашей жизни.
Но помни: только человек может пройти через свой страх.
— Страх… Я боюсь. Мне стыдно, — сердце её сжалось.
— Бояться неизвестности не стыдно. — Ангел обняла её. — Ты обратилась к Богу, и я здесь потому, что знаю: ты веришь в Его силу. Только к тем, кто верит, приходит любовь. Любовь — это высшее проявление веры. Веры в Бога, в себя и в тех, кто рядом. В этом её сила. И она уже есть у тебя.
Она посмотрела девушке в глаза:
— Я — Хранитель любви и решимости. Я даю тебе силу побороть сомнения и страхи.
Ангел погладила её по щеке, выдернула белое перо из крыла и тихо, по-матерински прошептала:
— Возьми. Тебе решать, когда открыть свою душу. Я рядом, но не сделаю этого за тебя.
— Да… — девушка прижала перо к сердцу. Слёзы счастья скатились по щекам. — Я пойду. Я скажу ему сегодня.
— Иди. А я позабочусь о вашей любви.
Ангел взмахнула крыльями и взлетела, подняв вихри, растворяясь в небе.
Так тихо, что слышно было, как облако плывёт по воздуху. Девушка поспешила к пристани, где покачивалась его лодка. Он сразу выскочил навстречу. Они секунду стояли, глядя друг другу в глаза.
— Я… знаешь… — начала она.
Он приложил палец к её губам.
— Знаю. И я люблю тебя.
…Снова она стоит на краю облака. Улыбается и смахивает набежавшую слезу.
Она — Астрена, Хранитель любви и решимости. Из века в век — рядом с теми, кто верит.
Ветер ласково играет её белыми локонами. Голубые глаза полны счастья и грусти одновременно.
Белоснежные крылья сомкнулись за спиной, сложившись в огромное сердце.
Перед ней — бесконечное небо: облака, солнце, луна и звёзды. Как она всё это видит? Она ведь ангел. А ангелы видят всё.
Вот и сейчас — внизу крошечный город возле маленькой бухты. С высоты он кажется игрушечным, но там течёт настоящая жизнь. Люди пекут хлеб, мастерят мебель, строят дома, уходят в море и возвращаются с уловом, прокладывают дороги. Всё идёт своим чередом.
Обычная жизнь.
Никто не поднимает взгляд к облакам. Никто не замечает ангела на их краю.
Хотя… нет. Вон девушка щурится, смотрит в голубую высь. И словно пытается что-то разглядеть.
Увидела! В её глазах радостно вспыхнул свет. Она перекрестилась и беззвучно, одними губами, стала читать «Отче наш».
Как приятно видеть, когда слова возносятся к Богу искренне, с теплом, без тени фальши. Простые, насущные просьбы, которые дают всё необходимое для жизни.
Что же заставило столь юную и привлекательную жительницу обратиться к Богу посреди мирской рутины?
Одно мгновение — и огромные крылья спустили Ангела на землю. Она встала рядом с девушкой, тихо слушая её молитву.
А мысли девушки унеслись в прошлое.
Она перебирала в памяти встречи с другом детства. Ничего особенного: жили по соседству, играли вместе на улице, вместе постигали премудрости земной жизни. Получали знания, время от времени украдкой поглядывали друг на друга.
Они нравились друг другу. Он защищал её от местных задир. Она промывала ему ссадины от уличных проказ и прикладывала холодный платок к синякам после драк за справедливость.
Они выросли. Она стала отлично справляться с хозяйством в доме родителей, а он — постигать секреты рыболовного промысла отца.
Он признавался ей в симпатии: нежно, ласково, с улыбкой в уголках чёрных, как маслины, глаз.
А она… она никак не решалась ответить.
— Что он подумает? Как можно первой сказать о том, что тебя тянет к нему? И что скажут люди?.. Нет. Не сейчас.
И вдруг лёгкое дуновение воздуха и шелест прервали её размышления…
— А, это вы… Спасибо, что вы рядом. Я никак не соберусь с духом. Я люблю его… может, и он меня. Но он молчит. А у нас не принято девушкам первым…
— Ты боишься открыть сердце?
— Да… Вдруг он расскажет другим, засмеётся или уйдёт…
— Тогда он не любит, и ты узнаешь это сразу. А если ответит взаимностью — какая разница, кто сказал первым? Любовь не определяется порядком слов. А людям… людям вовсе не стоит знать подробности вашего секрета.
— И правда. Как же сама я до этого не додумалась. Он такой…
Она мечтательно закрыла глаза. Внутри всё налилось невероятным светом. Она знала и принимала все его оттенки. Она была готова быть рядом и просто слушать, как он говорит. А он — просто подставить плечо в трудную минуту, ничего не прося взамен.
Как это бывало, когда они сидели на лавочке у дома. Или забирались на гору и молча смотрели в огромное чёрное небо, усыпанное искрами звёзд. Так здорово — смотреть в бесконечность и чувствовать, что рядом кто-то так же замер в восхищении.
Она видела, как лодка его отца причаливала к берегу, а он махал ей рукой, кричал «Привет!» и лихо спрыгивал на землю.
Ангел улыбнулась и сказала:
— Я скажу больше. Он тоже любит тебя. Он ждёт ваших встреч. Он обожает запах твоих волос, свет твоих глаз и ласку твоих рук. И тоже мучается сомнениями — сказать или нет. Его держит детский страх. Этот страх не даёт начаться самой прекрасной и светлой части вашей жизни.
Но помни: только человек может пройти через свой страх.
— Страх… Я боюсь. Мне стыдно, — сердце её сжалось.
— Бояться неизвестности не стыдно. — Ангел обняла её. — Ты обратилась к Богу, и я здесь потому, что знаю: ты веришь в Его силу. Только к тем, кто верит, приходит любовь. Любовь — это высшее проявление веры. Веры в Бога, в себя и в тех, кто рядом. В этом её сила. И она уже есть у тебя.
Она посмотрела девушке в глаза:
— Я — Хранитель любви и решимости. Я даю тебе силу побороть сомнения и страхи.
Ангел погладила её по щеке, выдернула белое перо из крыла и тихо, по-матерински прошептала:
— Возьми. Тебе решать, когда открыть свою душу. Я рядом, но не сделаю этого за тебя.
— Да… — девушка прижала перо к сердцу. Слёзы счастья скатились по щекам. — Я пойду. Я скажу ему сегодня.
— Иди. А я позабочусь о вашей любви.
Ангел взмахнула крыльями и взлетела, подняв вихри, растворяясь в небе.
Так тихо, что слышно было, как облако плывёт по воздуху. Девушка поспешила к пристани, где покачивалась его лодка. Он сразу выскочил навстречу. Они секунду стояли, глядя друг другу в глаза.
— Я… знаешь… — начала она.
Он приложил палец к её губам.
— Знаю. И я люблю тебя.
…Снова она стоит на краю облака. Улыбается и смахивает набежавшую слезу.
Она — Астрена, Хранитель любви и решимости. Из века в век — рядом с теми, кто верит.
Последний страх Невиана
— Тебе когда-нибудь было страшно? Так чтобы вот прирос к земле… или чтобы молния внутри пробила от макушки до пяток… или чтобы крик вырывался из груди, разрывая все связки в горле?
— Да. Это чувство ни с чем не спутаешь. Когда ты не понимаешь, что произошло, что происходит, или что может произойти. От этого становится невыносимо. Ты хочешь что-то сделать, но что-то невидимое держит тебя. Мысли перестают складываться в стройный ряд, а наоборот — роятся, как пчёлы, и жалят изнутри. Ты не знаешь, что делать. Хочется замереть, убежать и вцепиться в горло тому, что причинило страх.
Но если ты увидишь то, что нужно сделать здесь и сейчас — самое простое, что могут видеть глаза, делать руки и говорить губы — и начнёшь это делать… страх отступит. Он будет рядом, но ничего не сможет сделать с тобой, пока ты делаешь.
— Это такой простой у тебя секрет, Невиан?
— Хм. Да!
— Да ладно. Чего ты можешь бояться. Ты — наш командир. Прошёл огонь и воду. Тебе неведома усталость, ты чувствуешь опасность за километр. Брось скромничать. Ты настоящий…
— Ухода близких.
— Что?
— Очень страшно, когда близкие уходят. Когда ты сделал всё. Но бывает, что время пришло или человек сделал свой выбор…
— Да.
— Ладно. Отдохнули. Пошли. Вокруг много сухих веток. Смотрите в оба. Любой хруст может быть последним.
Все встали, осмотрелись. Невиан ещё раз подошёл к каждому и поправил снаряжение, чтобы какой-нибудь ремешок не зацепился за сучок.
Молчаливый сигнал. Пошли.
Он чувствовал дыхание каждого в строю. Шаг за шагом они шли к цели.
Ветка куста качнулась против ветра, шорох и хруст сухого сучка. Вороненый металл среди листьев, щелчок…
— Всё, засада!…
Сильный удар в затылок. Мгновенно всё потемнело, ослабли ноги.
Боль наполнила всё тело и остановила его дыхание. Сильное, выносливое тело замерло навсегда…
Но что это. Я поднимаюсь выше и выше.
Всех… Никого… Как же так…
— Неееет!!!
— Мы здесь, командир.
— Да? Вы все? Я так испугался, что потерял вас.
— Да… Мы слышали. Мы с тобой.
— Я понял… Земля больше не наш мир… Но мы вместе. Смотрите! Ворота. Царствие Небесное?
— Да, Невиан.
Двое вышли навстречу:
— Я Сариэль. Приветствую вас в нашем Мире. Вы — в Академии Новых Хранителей. Экзаменов не будет — вы приняты. Мы научим вас новым знаниям и умениям опеки над земными душами.
— Я Тавис, ваш проводник в мире ангелов. Приветствую вас. Если вы согласны, мы вместе начнём новую вахту — на этот раз за душами других…
Это было как первый вдох под открытым небом, где нет боли — только свет и смысл.
Наши крылья расправились, лёгкий трепет сменился уверенностью.
— Приветствуем. Мы готовы.
Мы прошли много испытаний на земле, пройдём испытания на небесах.
И я теперь не боюсь. Не боюсь, что кто-то уйдёт. Что кого-то я потеряю и никогда не смогу посмотреть в глаза.
Почему, спросите вы, я теперь не боюсь?
Я знал зло. Я смотрел ему в глаза, я цепенел от страха, но в последний миг я увидел, что делать — страх ушел, и я здесь, вместе с душами моих ушедших товарищей. Теперь мы храним души от зла.
И да, Хранителей накрывает печаль, когда душа уходит, несмотря на всё:
— поддержку,
— верность,
— старание,
— нежность,
— даже невидимые слёзы Хранителя…
Но страха нет. Не потому, что Ангелы не боятся. А потому, что душа обязательно вернётся. Потому что там, во тьме, нет продолжения. Там — тупик. Но ей надо пройти самой, до конца, остановиться, упереться и повернуть обратно.
А мы подождём, пережив этот уход, и встретим спокойно, без упрёка, с любовью.
Невиан — очищенный жизнью.
Он как освежающий дождь, который проливается на иссохшее от зноя поле.
Дождь, который поднялся из протухшего болота и стал облаком —
облаком, плывущим по воле ветра, потерявшим надежду остановиться хоть где-нибудь.
И его свежесть, чистота и сила дают надежду ослабевшим душам,
как дождь даёт надежду сухим росткам.
— Да. Это чувство ни с чем не спутаешь. Когда ты не понимаешь, что произошло, что происходит, или что может произойти. От этого становится невыносимо. Ты хочешь что-то сделать, но что-то невидимое держит тебя. Мысли перестают складываться в стройный ряд, а наоборот — роятся, как пчёлы, и жалят изнутри. Ты не знаешь, что делать. Хочется замереть, убежать и вцепиться в горло тому, что причинило страх.
Но если ты увидишь то, что нужно сделать здесь и сейчас — самое простое, что могут видеть глаза, делать руки и говорить губы — и начнёшь это делать… страх отступит. Он будет рядом, но ничего не сможет сделать с тобой, пока ты делаешь.
— Это такой простой у тебя секрет, Невиан?
— Хм. Да!
— Да ладно. Чего ты можешь бояться. Ты — наш командир. Прошёл огонь и воду. Тебе неведома усталость, ты чувствуешь опасность за километр. Брось скромничать. Ты настоящий…
— Ухода близких.
— Что?
— Очень страшно, когда близкие уходят. Когда ты сделал всё. Но бывает, что время пришло или человек сделал свой выбор…
— Да.
— Ладно. Отдохнули. Пошли. Вокруг много сухих веток. Смотрите в оба. Любой хруст может быть последним.
Все встали, осмотрелись. Невиан ещё раз подошёл к каждому и поправил снаряжение, чтобы какой-нибудь ремешок не зацепился за сучок.
Молчаливый сигнал. Пошли.
Он чувствовал дыхание каждого в строю. Шаг за шагом они шли к цели.
Ветка куста качнулась против ветра, шорох и хруст сухого сучка. Вороненый металл среди листьев, щелчок…
— Всё, засада!…
Сильный удар в затылок. Мгновенно всё потемнело, ослабли ноги.
Боль наполнила всё тело и остановила его дыхание. Сильное, выносливое тело замерло навсегда…
Но что это. Я поднимаюсь выше и выше.
Всех… Никого… Как же так…
— Неееет!!!
— Мы здесь, командир.
— Да? Вы все? Я так испугался, что потерял вас.
— Да… Мы слышали. Мы с тобой.
— Я понял… Земля больше не наш мир… Но мы вместе. Смотрите! Ворота. Царствие Небесное?
— Да, Невиан.
Двое вышли навстречу:
— Я Сариэль. Приветствую вас в нашем Мире. Вы — в Академии Новых Хранителей. Экзаменов не будет — вы приняты. Мы научим вас новым знаниям и умениям опеки над земными душами.
— Я Тавис, ваш проводник в мире ангелов. Приветствую вас. Если вы согласны, мы вместе начнём новую вахту — на этот раз за душами других…
Это было как первый вдох под открытым небом, где нет боли — только свет и смысл.
Наши крылья расправились, лёгкий трепет сменился уверенностью.
— Приветствуем. Мы готовы.
Мы прошли много испытаний на земле, пройдём испытания на небесах.
И я теперь не боюсь. Не боюсь, что кто-то уйдёт. Что кого-то я потеряю и никогда не смогу посмотреть в глаза.
Почему, спросите вы, я теперь не боюсь?
Я знал зло. Я смотрел ему в глаза, я цепенел от страха, но в последний миг я увидел, что делать — страх ушел, и я здесь, вместе с душами моих ушедших товарищей. Теперь мы храним души от зла.
И да, Хранителей накрывает печаль, когда душа уходит, несмотря на всё:
— поддержку,
— верность,
— старание,
— нежность,
— даже невидимые слёзы Хранителя…
Но страха нет. Не потому, что Ангелы не боятся. А потому, что душа обязательно вернётся. Потому что там, во тьме, нет продолжения. Там — тупик. Но ей надо пройти самой, до конца, остановиться, упереться и повернуть обратно.
А мы подождём, пережив этот уход, и встретим спокойно, без упрёка, с любовью.
Невиан — очищенный жизнью.
Он как освежающий дождь, который проливается на иссохшее от зноя поле.
Дождь, который поднялся из протухшего болота и стал облаком —
облаком, плывущим по воле ветра, потерявшим надежду остановиться хоть где-нибудь.
И его свежесть, чистота и сила дают надежду ослабевшим душам,
как дождь даёт надежду сухим росткам.